Фильм

Вулкан Иксканул

Она всего лишь хотела лучшей жизни. Это так типично и, увы, трагично. Она всего лишь хотела узнать мир по ту сторону вулкана Ишканул. Это так прелестно и, увы, наивно. Она так желала настоящей любви, пускай греховной и преступной, но все таки любви. Это так прекрасно и, увы, жестоко. Она хотела очень многого, но, к сожалению, ей, Марии из племени какчикель, досталось очень мало, а в сущности ничто. Её сладостный побег приобрёл привкус горькой полыни, ибо нет места и пристанища нигде и ни у кого для дитя вулкана, которым и была Мария.

Пожалуй, одним из главных сюрпризов и открытий недавнего Берлинале можно смело назвать совместный гватемальско-французский фильм «Вулкан Ишканул» дебютанта в мире большого кинематографа Хайро Бустаманте. И дело тут не столько в том, что первый полнометражный фильм Бустаманте привлекает своей экзотикой, пытаясь в одночасье вписать в каталоги мирового авторского кино и Гватемалу, как в своё время это случилось с Мексикой, открытой Иньярриту, Бразилией, ворвавшейся в обширные просторы кинокосмоса творениями Саллеса, Мейреллиша и Падильи, и Чили, где главным демиургом был Ходоровски. Фильм Бустаманте поражает в первую очередь авторской зрелостью, целостностью и художественной многогранностью, выражающейся в том числе и в очевидном умении режиссёра оперировать множественными жанрами и стилями в рамках одной конкретной картины, при этом не превращая свой дебют в извращенную постмодернистскую свалку, но во внятное авторское высказывание как на актуальную злобу дня, так и сугубо вневременное, универсальное.

Вообще «Вулкан Ишканул» не назовешь полноценно социальной драмой, хотя социальные нотки в фильме звучат непрекращающимся потоком. Да, лента Бустаманте является далеко не первым фильмом о вынужденной эмиграции, о тщетном поиске лучшей жизни и более спокойного пути, эдакой, лишенной поначалу даже любой знаковости историей о непростых отношениях Латинской и Северной Америк. Помимо этого режиссёр вплетает в чуточку грубоватую киноткань любовную, на поверку псевдолирическую, линию с тем вящим намерением, что бы вскорости продемонстрировать ошибочную и нелепую трагичность чувства Марии, главной героини фильма, центрального образа, определяющего идейный контент, к тому, кто её отрывает от предков и от давних, неизменных и вековечных традиций. Примечательно ещё и то, что в картине подчеркивается тот роковой цивилизационной разлом между Марией и её семьёй и, допустим, Пепе. Разрыв между ментальностями в рамках одного народа оказывается столь велик, что порождает в итоге не только всеобщее взаимонепонимание и недоверие, но в финале уже ненависть и злобу, приводящие к самым опасным последствиям. Ненадолго сменив драматический вектор на криминальный, Бустаманте с одной стороны избежал застойности драматургии фильма, излишнего топтания на одном месте, а с другой вынес приговор всем, для кого эскапизм ошибочно является лучшим выходом из не такой уж и безвыходной ситуации.

Собственно, фильм Хайро Бустаманте рассказывает не столько о попытке к бегству, сколь о самом худшем виде предательства — когда предается память предков, с которыми, как известно, шутить опасно. Мария до определенного момента вовсе не считает, что совершает что-то противоречащее исконному бытию ее народа, ведь ей в сущности хочется тривиальных panem et circenses. Ей хочется увидеть мир за пределами вулкана, который подавляет, изничтожает, вулкан как суть не государства, но сложившегося тысячелетиями и остающегося неизменными общественного строя, который стал просто Марию просто тяготить. Но режиссёр, исповедующий сакральное почитание предков, видит в её намерении слепое желание отказаться от этой древней памяти, забыть все, а в итоге забыться сном чужестранца. Наказание за такое предательство будет самым суровым, режиссёр не чуждается даже мистицизма в угоду сгущенному реализму дабы в финале вывести на поверхность магистральную мысль всей ленты о неразрывной связи между поколениями, о неизбежности расплаты за побег в никуда, от вулкана, детьми которого являются почти все персонажи фильма. Мария же, как и приснопамятный Иван, не помнящий родства, пыталась отказаться от всего, что делало её не одной из, но единственной. Вулкан не отпустил, вулкан сберег, вулкан спас.