Фильм «Шагал — Малевич»

Гори, гори, моя звезда-2.
Молодой художник-идеалист Марк Шагал возвращается в родной Витебск с разрешением организовать школу искусств. Времена неспокойные: на границе поляки, народ не жаждет строить новую жизнь, зато активно прячет зерно. Но ЧК не дремлет, поэтому расстрелы в городе нередки.
Пока Шагал учит детей и сам живет в полусказочном мире своих фантазий, его жена Бэлла старается обустроить быт, а на нее с тоской и томлением смотрит местный комиссар Наум, влюбленный в нее с юности. И потом приезжает Малевич.
Увы, но повторить успех старого фильма про Искремаса не удалось. Неплохие актеры бродят в декорациях Витебска и говорят ходульные фразы. Фразы правильные, но это не диалоги, а монологи в худших традициях плохих философских романов. Талантливому Бичевину нечего играть, его Шагал идет по миру, постоянно улыбаясь, ни тени сомнения, негодования. Белый с большим удовольствием рисует яркого безумца с революционных агиток - красиво, весело. Бэлла не меняет выражения лица, изредка демонстрируя всплеск эмоций, но в весьма приглушенном стиле. Более-менее есть где развернуться лишь Шкаликову, но он как-то теряется за красными шароварами.
Возможно, заигрывание с сериальной формой сыграло с режиссером плохую шутку, где-то он потерял сноровку в смешивании компонентов, превращающих отдельные детали в единое кино. За формой пропало содержание.
И после фильма вдруг вспомнились слова Малевича из фильма:"Написанное лицо в картине дает жалкую пародию на жизнь, и этот намёк лишь напоминание о живом."
Чуть-чуть перефразировать, вот и готовая оценка фильма.

Выпаду из общего сонма критиков. Скажу, что фильм восхитил. Он идеален с точки зрения привлечения интереса к персонам двух великих деятелей искусства, родившихся на отечестве.
Да, здесь нет безумно дорогой компьютерной графики, но спросите себя: нужны ли тут спецэффекты? Это кино передает эмоции, а не факты, вызывает тревогу а не чувство ожидания финальных титров.
Финал да, получился неожиданным и лично для меня прекрасным: режиссер, на фоне абстракционизма, избегаю критики со стороны скептиков вставляет реплику о будущем этих художников. Примечательно, что, в отличие от других картин, "рожденных в революции", этот фильм не несет в себе бесконечного упадничества и безальтернативного трагизма той эпохи. Да, это не бездумный пересказ биографии, которую можно найти в Интернете. Это видение образа одних Художников другим Художником с большой буквы, коим является Александр Митта.

Ужас-ужас. Великие художники такого не заслужили! Примитивные диалоги; озвучка такая, словно делали ее люди, не то что не ступавшие на порог театральных институтов, но не подозревающие даже о существовании театральных студий во дворце пионеров.
Неуклюжие попытки добавить "клубнички", обильно снабдив первые минуты фильма обнаженными телами.
Компьютерная графика стоимостью 3 копейки.

Ну и, конечно же, нелепо парящие над Витебском Шагал с Беллой. Куда ж без этого!

Ах, да, еще забыла про тело раввина (один из немногих "некартонных" персонажей в фильме), лихо вылетающее из могилы под финал. Всё в лучших традициях зомби-фильмов!

Люди, пожалуйста, если вам хотя бы немного дороги те, чьими именам назван этот фильм, - не ходите на него!!!

Лента «Шагал – Малевич» - безусловно, главное событие. И даже не потому, что повествует о творческом противостоянии двух ярких представителей искусства живописи ХХ века. Замысел и его воплощение принадлежат мэтру отечественного кинематографа – Александру Наумовичу Мите, справившему во время съемок картины своё восьмидесятилетие. Год спустя в день своего рождения Митта представил картину публике.

Взяв за принцип перемежение реальности и фантазии, Митта катастрофически ошибся с финалом, дезориентируя зрителя и оставляя весьма сложное послевкусие от фильма. Метафоричный финал в корне противоречит биографии художника. Не особо пытливые и знающие зрители, посмотрев картину, будут уверены в том, что Шагал умер молодым, будучи замученным в застенках ЧК. Хотя на самом деле художник прожил очень долгую, счастливую и успешную жизнь. В целом картине не хватает темпо-ритма и динамики, часто автору изменяет вкус. Но есть и несомненные удачи – две блистательные актёрские работы, ради которых есть смысл посмотреть кино.

Полностью читать на сайте газеты Трибуна

Многие картины Марка Шагала, вернее, миры, в них заключенные, плывут или летят, навевая строчки Макса Волошина: «И мир, как море пред зарею, / И я иду по лону вод, / И подо мной и надо мною / Трепещет звездный небосвод». Пешком по просторам Вселенной. Аки посуху. Понимаю, что не все согласятся с возможностью столь глобальных – библейского масштаба – сопоставлений, но все же скажу, что Шагал в фильме Александра Митты не совсем человек. Он существо высшего порядка, усовершенствованная личность, личный «князь Христос» режиссера, чей выбор между документом (дословной правотой биографии) и внутренней художественной правдой предельно ясен. Шагал для Митты не просто художник, но высший тип - Мечтатель, Поэт с большой буквы. Он смог свершить чудо - жить в кровожадное время, не унижаясь, не унижая, не пачкаясь в грязи и крови. В фильме заметен культ творческой личности, признание ее роли в истории, в создании самых святых ценностей человечества. Творчество и чистота художника воскрешают мертвых, разрушают стены, ломают границы пространства и времени, он переполнен свободой верить, любить, прощать. Именно такой свободы, такой революции ищет Марк.

Шагала совсем не прельщает власть над толпой. Управлять миром, страной, умами и душами – это стезя Казимира Малевича. Думаю, Малевич Митты с удовольствием подписался бы под словами Великого инквизитора в «Братьях Карамазовых» о харизматической личности, которая распоряжается массами с помощью трех ключей – «чуда, тайны и авторитета», он бы повторил за Гумилевым, что истинный художник должен обладать «единственностью, всемогуществом, совершенством». По Митте же, истинный художник – не тот, кто всемогущ и властен, а тот, кто способен на предельный внутренний подъем (эйфорию и даже аффект радости), а через него - на максимальную отдачу жизненной энергии, света воспламененного сердца. В этом деянии нет ничего от желания покорять, владеть, править (Шагал ни у кого никогда не крал ни дел, ни школ, ни учеников, ни должностей). «Марк Захарыч любви учит».

Шагал часто на своих полотнах предстает в гротескно-шутливой маске. Вот и в фильме в нем нет никакого величия, никакой основательности, солидности. Добрый ребенок, клоун с ангельскими крыльями, он не «председатель всего пространства», он его скромный и мирный насельник. Настолько скромный, что источает свет. В его жизни преобладают приятие и смирение. Когда смотришь, как Марк реагирует на все тяготы своей эпохи (например, те же репрессии, разгул ВЧК, аресты, расстрелы), приходят на ум слова монаха-подвижника аввы Форста: «Если Богу угодно, чтобы я жил, то он знает, как это устроить. А если ему неугодно, то для чего мне и жить».

Можно ли жить и словно не замечать «слизи, грязи и копоти мира»? Если у каждого творца, как считал Гумилев, есть свой подвиг, подвиг Шагала, наверное, не в парадоксальности стиля, не в остро новых идеях живописного языка, а именно в этом. В том, что он мог так жить!
Язык фильма Митты условен, как сказка, и как она, - за гранью рациональных трактовок, логических схем, фактуальности, документальности и т.п. Логики нет ни у красоты, ни у добра, ни у истины, ни у чуда. Шагал рисовал ангелов небес, а его отец торговал селедкой. Во время адова пекла пожара родился бездыханный ребенок, но он задышал, потому что мир был одновременно ярок, ужасен и красив («И с тех пор красота горит во мне»). И это зарево красоты стало нимбом его дарования. Ужаса и пекла в свете его он словно не замечал. Марк прожил с этим нимбом почти 100 лет. Ребенок-Мафусаил. И всегда рисовал рай похожий на Витебск, где место хватало всем: и библейским пророкам, и какающим дядькам у забора (картина «Над городом»). Знаете, когда он создавал свое самое светлое, лиричное и личное полотно «Над городом», которое висит в Третьяковке? В кровавом пекле – в 1914-1918 гг. Яков Бёме писал: «Ангел, будучи посреди ада, пребывает в раю и не видит ада» («Ангел посреди Ада находится в Раю»). В этом раю - Марк и Белла. Два ангела над тихим маленьким Витебском, в бесконечных просторах Вселенной, в родном чреве неба. Новорожденные и чистые, как их любовь. Для Шагала ада, видимо, и впрямь нет…
Есть невинная память детства, мечты о светлом будущем, романтика и гротеск бытия, разноцветные игрушечные домики, парное молоко жизни, наливные яблоки с Древа познания Добра. Антипод Марка в фильме – «пленный ангел в дьявольской личине» - бывший поэт Наум. Два человека – два мира. В одном торжествуют бессмыслица, жестокость, страдание, в другом – вера, надежда, любовь. Политика стирает личность, творчество умножает ее. Революция Шагала и есть творчество, его искусство - обновление ума и сердца, такое, когда «оазисы счастья будут повсюду».

Весь фильм Митты, как Икос в Акафисте, держится на слове «Радуйся». Весь он словно молитва. Не богу искусства, а человеческому сердцу, которое его создает, и тем утепляет весь мир, наполняя его дыханием Вечности. В фильме Шагал всегда улыбается (не могу не процитировать Акафист: «Радуйся, светом радости души ободряющий»). Мир – радость, а не боль. Творчество – тоже. Мы так привыкли к обратному, что многие после премьеры фильма «Шагал – Малевич» заподозрили Митту в сказкосочинительстве. Так ведь и Шагал сочинил немало. Вот эти стихи, например:
Где любовь моя,
где греза моя,
где моя радость
всей жизни — до последнего мига?

На каждом шагу я вижу тебя.
Во все мои годы я вижу тебя.
В скорби я вижу тебя и в великой
нужде моей…