Фильм

Зеркала

Всегда интересовала жизнь и творчество Марины Цветаевой, фильм шла смотреть с любопытством и интересом. Через 10 минут от начала просмотра захотелось уйти, но досидела все-же до конца (с надеждой, что из "мыльной оперы" выплывет хоть что-то стоящее). Надежды не оправдались, увы. Не понравилось всё. Начиная с множества глупых, смешных диалогов, чрезмерно напыщенной, бездарной игры актеров, какого-то равнодушного, однообразного чтения её стихов (с пафосно-неискренними интонациями), совершенно нелепых дурацких сцен на протяжении всего фильма. И конечно, образ Цветаевой преподнесен, как образ истеричной, взбалмошной, чересчур манерной, и совсем уж "не от мира сего". Да, возможно все это было в ней, но не столь гиперболизировано. Суть в том, что создатели фильма не смогли донести главное - подлинное, простое величие, искренность и глубину ее таланта, простую и сложную одновременно, но, безусловно, трагическую, нелегкую жизнь.
Жаль. Фильм оставил ощущение какой-то нелепой пародии на судьбу М. Цветаевой.

Странно, фильм о любимой Цветаевой, а сказать практически нечего. Развожу руками…
Знаете, как Цветаева откликнулась на смерть любимого поэта Рильке? Она, до крайности взволнованная, сказала Марку Слониму, принесшему ей эту весть: «Я его никогда не видела и теперь никогда не увижу». После просмотра фильма Марины Мигуновой хочется произнести те же слова. Я ее никогда не увижу… «Зеркала» доказали, что Цветаеву в кино показать невозможно, неосуществимо это. В поэтической рефлексии Марины о смерти Райнера очень нравится мысль: «Есть ты – есть стих: сам и есть ты – Стих!» Мнится мне, Цветаева тоже есть стих, подчас вожделевший бумагу более чем жизнь. И говорить о ней можно лишь стихами. И слезами…
Визуализация не то что бы все портит (Исакова – прекрасная актриса, и срывы, и непокой, и полеты во сне и наяву – все может дать), просто стихи, как и музыку, практически нельзя сыграть. Копии выходят именно копиями, пусть и щадящими оригинал. Видимо, поэтому все образы фильма «Зеркала» недоживы и недомертвы, словно тени теней. А от Цветаевой должно захватывать дух, потому что дух ее был всегда захвачен. И мир ее – предельность крутых высот и столь же крутых спусков. Причем падая - она взлетала, а взлетая - падала. В ее лексиконе и характере - бездна гипербол и превосходных степеней (пуще, слаще…). Она – воплощенная жажда «еще всее сказать» - голову сломаешь, как это, и все же она так могла, потому что всё сказать – это для нее слишком мало, лишь «всее» – в самый раз. Цветаевские смыслы идут горлом, словно лавина, землетрясенье и обвал вместе взятые. «С целым морем… целой мною!» - автопортрет лихой, как «Нате!» Можно это показать камерой, париком, прилежной стилизацией под эпоху и тонной легковесных аллегорий? Лестница, непослушные часы, зеркало, плаха с топорами, бабочка эта вездесущая, наконец… Стоит ли окрыленность иллюстрировать крыльями?
Есть и еще одно обстоятельство, почти непереводимое на язык кино. Цветаева жила… не в жизни. Это не просто романтическая отрешенность от реальности: «Нет ни жизни, нет ни смерти, — третье, //Новое». Вечность… Только она ей «по плечу и росту». Все вокруг - «люди времени (вечного недохвата его)», а она послана в мир жить и умереть для нашего «породнения» с Вечностью. Про Райнера Марина сказала: «Духовидец? Нет. Ты сам был дух. Духовидцами были мы». Вот и ее образ не должен становится осязаемым, как не могут быть осязаемыми дух и поэзия. Мало у каких режиссеров получалось выразить души, отвязав гирьку плотского начала, сбросив «кожаные ризы» (Тарковский, Бергман, Сокуров, Звягинцев); причем сделать это тонко, не пользуясь бронебойным приемом антитезы, когда резко рассогласованы душа и быт, «кляксы безобразных прозаизмов» (Н. Гумилев), мелкие некрасивые подробности жизни. Изобразить цветаевскую «жизнь духа и в духе» у Мигуновой не получилось, то, как она несла крест поэзии - тоже. В «Зеркалах» есть логика, есть факты, есть доказательства, есть версии (кончины, например), но нет чуда, дара высокого и светлого, как небесное знамение. Судьба Цветаевой испещрена знамениями – кровоточащими стигматами избранности. Стигматы эти в фильме смотрятся уродливо, словно сквозь лупу, доводятся до гротескно однозначной ясности, как бледный конь и красное одеяло.
В игре Исаевой нет стигматов, лишь слышна дрожь приближающейся истерики (не фатума). К тому же ее Марина Цветаева в фильме неуемно торжественна, высокопарна. Впрочем, громкие слова, словно в неумелой трагедии, то и дело срываются с уст и других героев. Все время педалируется затаенная жестокость Цветаевой, хотя точнее, честнее, мудрее было бы отталкиваться от другого – от «искалеченной нежности» (Б. Пастернак), сердечности и доброты.

Когда-то Гумилев иронично заметил, что А. Блок то безумно тоскует о Прекрасной Даме, то безумно хохочет над нею. Вот и с героиней «Зеркал» во время просмотра выходит похожее. Влюбленная в Цветаеву Мигунова, безусловно, не желает этого, потому ее кино - явный пример «нашей, до смертного часа, косолапости в любви», а также доказательство правоты Цветаевой в ее знаменитой «Ошибке»: «Нельзя мечту свою хватать руками, //Нельзя мечту свою держать в руках!» И ловить зеркалом тоже…

P.S.
«Лучшая победа над временем и тяготеньем - это вычеркнуться из зеркал...» Марина Цветаева.

P.P.S.
Во всех неподписанных кавычках – слова Марины Цветаевой.

Не люблю, когда умных людей выставляют идиотами. Тут как раз такой случай. Талант сценариста и режиссера явно меньше таланта Цветаевой.

Современный отечественный кинематограф не часто радует нас байопиками, посвященными бытописанию выдающихся писателей, поэтов, композиторов… Лента «Зеркала» Марины Мигуновой повествует о жизни Марины Цветаевой – одного из выдающихся литераторов ХХ столетия. Авторы фильма преподносят судьбу поэтессы через призму её взаимоотношений с мужчинами и собственными детьми, где драма жизни переплетается с трагедией целого народа. А люди, встречающиеся на пути героини – лишь зеркала, в которых поэт видит собственное отражение.

В начале истории Марине 17 – она взбалмошна, капризна, спонтанна, эмоциональна, словом - начинающий поэт. Максимилиан Волошин, лето, Коктебель, знакомство с Сергеем Эфроном. И первое чувство, ставшее залогом всей последующей жизни, невзирая на расставания, измены, горечь, но всегда близость духовная, дружеская, роковая… В следующем эпизоде мы встречаем уже совсем другую Марину, в другой стране – вокзал, поезда, за плечами смерть дочери, а через минуту – знакомство с Константином Радзевичем, её Арлекином… Смятение души, страдания о потерянной Родине, нужда, отчужденность дочери и сына… Арест Ариадны, расстрел мужа, ненависть сына, самоубийство… Судьба великой российской поэтессы изложена словно страницы дневника - то обрывочно, то подробно, но всегда - чувственно, каковой является всё литературное наследие Марины Ивановны.
Читать больше на сайте газеты Трибуна

фильм замечательный.
актриса играющая Цветаеву, блистательна!
наконец то появилась актриса с индивидуальностью, за которой хочется следить, а не очередная говорящая слова "милая" девочка.
конечно талант подчиняет владельца и делает с ним все что угодно, в любые времена и эпохи.
а жизнь окружающих гениев, как правило превращается в обслуживание прихотей и невыносимость бытия