Фильм

Венская опера: Анна Болейн

Лев Толстой, как известно, не любил балеты и оперные спектакли. Разгромно, нещадно, презрительно не любил. С присущими ему резкостью и сарказмом он нападал на эти виды искусства, доказывая их фальшь и противоестественность. Особенно гневался он на оперы за соединение музыки и театра, которые, по выражению Толстого, словно клетки шахматной доски, смешиваться не могут. Ошибка гения была в том, что он воспринимал оперу как старую механическую формулу «музыка плюс драма/театр». А она же, по замечанию многолетнего главрежа Большого театра Бориса Покровского, столетие которого оперный мир отметил в январе этого года, есть «драма, выраженная музыкой», т.е. органическое соединение двух искусств, где драма – цель, а средство – музыка.

Что ж, как бы сильно ни гневался классик, а классики тоже люди и тоже ошибаются, опера жива. И год от года доказывает, что ни в каком другом синтетическом виде искусства нет столь органического слияния музыки и драмы. Она жива настолько, что не теряет своего обаяния, искренности и заразительности ни в пленочной, ни в дисковой записи, ни в ТВ-версии, ни в кинозале.

Опера в кинозале – это чудо, которое подарил своему городу мультиплекс «Джаз Синема», еще раз подтвердив статус творческой, просветительской, интеллигентной площадки, где живет, а не продается искусство. На прошлой неделе состоялись первые премьерные оперные кинопоказы, которые обещают стать традицией.
Просмотр кинооперы – событие в масштабах города грандиозное. Сам Доницетти! Сама «Анна Болейн»! Сама Вена! Да еще и лучший женский дуэт нашего времени – подруги Анна Нетребко (сопрано) и Элина Гаранча (меццо-сопрано)!

Мы увидели настоящий Театр, который явил и силу оперного произведения, и истинную драматургию, выраженную нетленной музыкой. Искусство должно быть заразительным, так считал граф Толстой. Что ж, Болейн (А. Нетребко) заразила сразу. Не удивила, а захватила. И не отпускала до конца, до той самой страшной и в то же время прекрасной гильотины, которая стала завершающим и самым пронзительным аккордом спектакля. В центре сцены в момент финальной казни не только Анна и гильотина ее величия, ее надежд, ее преступления и покаяния, но и маленькая светящаяся девочка, ребенок несчастливого союза с Генрихом VIII. Воистину именно так, поникнув, ослабев, может парить душа над телом. Перестрадавшая, все понявшая, во всем себе и людям признавшаяся и почти всех простившая Анна – это невинная девочка, отправляющаяся прямиком в рай. А на земле и дальше будут кипеть страсти, литься слезы и кровь, гибнуть честь и амбиции, порабощаться корыстными помыслами красота… У нее отнята жизнь, но любовь с ней навеки, как и приобретенная страданиями чистота.

Представителей романтического направления в Италии начала XIX века Беллини и Доницетти (автора «Анны Болейн») принято упрекать в увлечении красивым пением и в некотором пренебрежении к движению собственно драмы, т.е. в ослаблении театральности в угоду музыкальности. Сила современной постановки оперы «Анна Болейн» - в действенной линии драмы. Перед нами сложный процесс, состоящий из множества поступков, конфликтов, смен настроений и атмосферы. Есть и еще один немаловажный момент: часто в операх отрицательное дается как четкий антипод положительному, и опера Доницетти вовсе не исключение. Однако в новой версии Венского оперного театра в каждом из главных героев акцентируется что-то темное и что-то светлое. Как у Достоевского в «Преступлении и наказании», невиновных нет, всё как в жизни. И как в жизни, кто-то, несмотря на пытки совести, муки и смерть, идет к покаянию и очищению, а кто-то гибнет в тине амбиций, в болоте ненависти и мести.
Нетребко играет и поет Анну Болен, строя образ на сложном, напряженном сочетании глубоко затаенных чувств и внешней сдержанности, конфликте лица и маски. Маскировка правды, истинного лица самой настоящей и живой героини вызывает безусловное сопереживание. Сострадание захватывает нас не потому, что вынуждена притворяться, терпеть плохое обращение и, в конце концов, умереть женщина, а потому, что умирает Болейн – жертва нравственного эгоизма и цинизма жестокой, всё могущей себе позволить, на всё имеющей право власти. В сострадании, которое вызывает у нас образ Анны, и протест против несправедливости, и зов-нравоучение: жизнь – это путь к любви и добру, а не богатству и короне.
В острые моменты сопереживаний мы – зрители – тоже создатели оперного образа. Как сказал режиссер Борис Покровский: «Кто же тот центр, который творчески объединяет действие и музыку и рождает полнокровный оперный образ? Это публика, которая творит (а не бесстрастно наблюдает!) во время спектакля. Она участвует в спектакле, одновременно слыша и видя, создает свой образ, свое впечатление, преобразуя музыку и действие, - музыка становится действенной, а действие музыкальным. Вот тут и возникает специфический оперный синтез».
Как хочется в оперу!