Фильм

Gimme Shelter

Пожалуй что лучшая рокенрольная документальная работа из тех, что я видел. Лучший документ эпохи. Лучший артефакт конца шестидесятых. Культовая работа. Знаковое кино. Обязательно к ознакомлению любому фанату любой классической рок-группы, как и любому поклоннику документального кино (я видел у Майлзов три фильма, включая знаменитые Grey Gardens про двух богемных старух-стрекоз - Gimme Shelter лучший). Шмат сырого мяса, туша только что зарезанного быка. Запахи и цвета эпохи, саунд, лица, стоны, крики, ругань и да, власть цветов и любовь и наркотики. Чтобы закончить с ярлыками и эпитетами, под которыми лента проходит, замечу, что фильм считается точной фотографией точной даты, к которой прикручен конец эры хиппи в частности, и гениального идеализма шестидесятых вообще. Можно не соглашаться с датой, с формулировками, но мир знает два главных рокенрольных муви о 1969 годе: этот и легендарный «Вудсток. 3 дня мира и музыки». Да, «Оскар» за лучший документ ушел «Вудстоку». Наверное, это даже в какой-то мере сыграла космическая справедливость: эре любви надо было всем сказать спасибо и красиво попрощаться с цветами в волосах, прекрасной юношеской мечтой и всеобщей любовью, а не ткнуть несчастных подростков мордой в абстиненцию и декабрьский кошмар во Фриско. Gimme Shelter – это реверс той же монеты. Фильм про то, почему сторчалась героиня «Форрест Гамп», ушли на взлете Джоплин, Моррисон и Хендрикс, а панки возненавидили весь этот «гребанный цветочный миф», и много лет спустя многие по-прежнему не во что больше не верят. «Нас опять нае... Расходимся».

Для незнакомых с ситуацией. В августе 1969 года на восточном побережье США состоялся Вудсток. Пятисоттысячный триумф всеобщей доброты и примирения, обошедшийся без эксцессов, насилия, в обстановке, не поверите, свободы, равенства и братства. А, ну и да, фри лав. Такой фри лав, что взрослым очень хотелось испортить детям праздник, и СМИ были заряжены на негатив, но обломались. Цветок в дуло, миру мир, победа непротивлением злу насилием, и все дела. Пацаны решили забацать такое же дело поближе к центру хиппи-культуры, на Западном побережье. Сначала думали устроить веселуху в парке «Золотые ворота», власти заартачились. Последовали долгие, муторные и скучные телефонные переговоры. «Роллинг Стоунз», обидевшись на жалобы на слишком дорогие билеты, решили отыграть финальный концерт своего тура бесплатно, «то есть, дагом». Услышав об этом, со всех штатов потянулись во Фриско орды, орды тинейджеров, длиннющие очереди стояли в аэропортах, предполагаемая сотня тысячи минимум. Организаторы, «Грейтфул Дед» сотоварищи, стояли на ушах. Кое-как отыскали место в частном гоночном парке в Альтамонте «неподалеку от Сан-Франциско». Неподалеку – оказалось в самой, что ни на есть жопе мира, в какой-то сраной пустыне, на спид-шоссе. Панорама авторов Gimme Shelter в середине фильма: серпантиновые, уходящие в бесконечность за горизонт очереди машин хиппи и им сочувствующих. И я не преувеличиваю: вокруг ни хрена, в середине холмы, на холме ставят сцену, не слишком, увы, высоко, надо как-то защищаться от фанов (наркотики, секс, рокенролл, ну, вы в курсе). Пара-тройка копов на все-про все. «Grateful Dead» по простоте душевной предложили менеджерам «Роллингов» пригласить для охраны байкеров из «Ангелов Ада», заплатив им известную таксу – «купите им пива на пятьсот баксов». Купили. В самом начале фильма, уже после кошмарного вечера, на радиостанцию позвонил обиженный обвинениями в кошмарном поведении друзей байкер, и заявил, что им обещали, мол, они могут обмудохаться этого пива вусмерть прямо на сцене, ну, вот они и назюзюкались в свинью. «Не, а чё, это, Мик, обсирает нас, а? Да ваще просто, блин…». Говор такой знакомый, в америки «село-в-голове», оно такое же село, как и у нас, «спесифисесская публика». Купили пива? Обещали? Ну, ага. Мы и употребили-с! А чичас мы вас защищать будем!

В комнате отеля Кит Ричардс напевает Brown Sugar. Кто-то заваливается в усталости на диван. Джаггер кайфует под ритмы White Horses. Ричардс лежит пластом у мониторных колонок в студиях, уставясь в потолок. «Роллинги» на сцене в концерте незадолго до. В рапиде Мик кривляется как обычно, кажется, он обдолбан напрочь, играет блюзовая «Love in Vain». В кадре красное и черное. На Джаггере, кажется, что-то вроде домино. Кит как обычно сосредоточенно шпарит соляки. Уоттс закуривает у монитора, где отсматривает снятый братьями Майлз материал для будущего фильма. Все устали. Все хотят спать. Первый час – история организации концерта, сцены с концертов, сцены, как «роллинги» смотрят на себя в «телеке». Мик, слушая, какую чушь он нес на прессухе, цедит сквозь зубы: «Rubbish».

«Ролинги» выступали последними. Это очень важная информация (как в том детективном триллере на внимательного зрителя). А с утра пораньше раскинулись шатры. Триста тысяч чуваков «пис, бро», «и вам, бро, того же». Что твой восточный базар – шныряют милые хиппи: кому ЛСД, а вот кому ЛСД, за гроши продаю, налетай, не скупись, а вот кому гашиша?! А гашиша кому, отдаю почитай за даром! Хиппи хлещут из горла, весё-ё-ё-ё-лые. Три кинокамеры хладнокровно фиксируют то, что потом назовут «концом эры». Две ссыкушки, есть ли 14 лет, не знаю, идут радоваться, как на вечеринку, ведь все братья! Кто-то вон уже снял трусы, стоит бревном, наблюдает живую истину, благодать психоделиков. Кто-то пришел с детьми. Каждый одет во что горазд. Пускают мыльные пузыри. Девочка в колпаке ведьмы. Цветов в волосах, правда, особо не видать. Может, потому что декабрь на дворе, а может, просто так. На улице ниже нуля. Люди греются дешевым пойлом, напополам со святыми таблеточками. «Ангелы ада» уже нагрузились, доооо, а как же, надо ж хранить покой «Роллингов» под концерт, под пиво оно и сподручнее орудовать. Но если беспристрастно – то ничто ничем пока не отличается особенно от Вудстока. Да, валяется пьянь там и сям. Мужик вцепился в оператора, вообще не в себе, стащил с оператора очки, рот и нос пузырятся чем-то. Кошмар. Караул. Да. Но не для хиппи, фестиваль под открытым небом, фрилав опять же, «Роллинги» бесплатно выступают. Каждый человек друг другу не волк, а брат. Зачем драться? Зачем ругаться? И вовсе даже не за чем. Пис, бро, а дай затяжку, мэн, благослави тебя Исус, мэн. «Ангелы ада» в кожанках, все по-серьезному там, надо будет, обеспечат пушечное мясо на вьетнамской войне, их лидер уже высказался в том смысле, что мы, мол, патриоты, туда-сюда, оцените души порывы, отправьте нас в Сайгон. Ну, вы поняли, короче: настоящие мужики, патриоты, не то, что некоторые. «Ангелы» косятся на хиппи, те отвечают взаимностью. А вообще пису пис. К вечеру, когда должны были выйти «Роллинги» алкоголь весело смешался с таблеточками, травкой и еще чем-то (вам лучше не знать), людей шатало. Глядь, а трусы снимают уже штабелями! Сиськи, попки, дряблые опухшие тела. «Ангелы» тоже не отстают, от пива осталось одно воспоминание. В глазах тупая пустота.

«Роллинги» выступали последними. В начале были Айк и Тина Тернеры, Сантана, Jefferson Airplane. К моменту выхода последних, началось движение. Люди дерутся. Людей бьют. Туда-обратно летают пивные банки, бутылочные горлышки. Кому-то так проломили голову. Позвали скорую. Вынос тела. У сцены творится настоящий трындец. Вдруг понимаешь, что музыка кончилась. Красавица и умница Грейс Слик, шокированная эскалацией насилия, уже не поет песню, а только твердит в микрофон одно и то же слово, раз за разом, как молитву, как мантру: «Easy, easy, easy, easy easy easy easy…». Но никто легче быть не собирается, все ж, я говорю, загрузились уже по самое не могу и не хочу. Там, по-моему, в толпе стояли и не падали потому только, что в толпе. И вот почему-то до слез пробило это easy easy easy easy easy. Добрейшая, прекраснейшая Грейс пытается утихомирить бородатых реднеков и раскрасневшихся хиппи. «Давайте не будем мешать всем провести чудесный вечер! Давайте, а? Да что с вами такое, ну?!» - в отчаянии чуть не плачет добрейшая и чудеснейшая Грейс. Чувак из «ангелов» хамски встает на дыбы, и кричит ей, мол, ты мне, штоле, сучка? ну, сучка он, пожалуй, не говорил (но мог бы), но в том смысле, что «Завали-ка хлебало, наркоманка чертова», только нннтеллигентненько так, кому, мол, ты выговариваешь? Мы не виноваты. Мы тута пива пьем, и вас защищаем, по лбам этих нариков щелкаем. Мотоциклетными цепями и дубинками щелкают, но это частности. Грейс прячется за барабанной установкой, на сцене кипиш, гитаристу «джефферсанов» прилетело. «В чем проблема?» - спрашивает Грейс. «В вас, в вас проблема!» - зло отвечает уставший от толпы неадекватов такой же неадекватный «ангел». «Grateful Dead», узнав об «эскалации насилия», выступать отказались. Свалили, то есть. «Ангелы ада», оборзев ото всего на свете и проклиная погоду, власти Фриско, хиппи, Мика Джаггера, изобретателя рокенролла и все гитары на свете, тащат свои байки к сцене, чтобы никто, сука, через них не перешагивал. Дотронешься – убьем нахер. Я ж говорю, это вам не хала-бала, настоящие мужики, патриоты, не то, что некоторые.

«Роллинги» выступали последними. Уже выходя из вертолета Мик получил в лоб от особенно усердного фаната. На сцену «роллинги» проталкивались с трудом. Со сцены никто уходить не хотел. «Стрижка только началась». На сцену прыгают фанаты и фанатки, их выкидывают «ангелы» вон. На сцену лезут обдолбанные до барабашек в глазах и пьяные вдрабадан хиппи. С сиськами наперевес (я не шучу, это не гипербола то есть, Рубенсу бы понравилось) лезут со всех щелей. Самые адекватные у сцены – мишень всех остальных. «А чо они?!» Периодически Мик прерывает концерт (или то, что от него осталось), дабы всех помирить. Разумеется, выглядит он при этом конченным идиотом, потому что махач продолжается, нервы натянуты до пределы, взвинченные до остекленевшего взгляда хиппи и ангелы, бьют друг друга чем придется. «Ангелы» уже не церемонятся, бьют в табло на опережение. То есть, по методу российской полиции бьют: сначала в табло, так, на всякий случай, «а то думаешь, наверняка, всякое», а потом разговор уже. Впрочем, обычно в таких случаях обходятся без разговоров. В табло, и давай, до свидания. Стоит хиппи, непьяный вроде, никого себе не трогает, починяет примус. Подозрительно стоит! В табло, разумеется, какие тут могут быть разговоры?! В жопе мира, в пустыне, под «Симпатию дьяволу»?! Джаггер прыгает козой и кричит петухом, артистичная натура, сами понимаете. Кит Ричардс задумчиво теребит струны, ловит дзен. Уоттс колотит по барабанам от греха подальше. Все сходят с ума. «Никто не вырвется отсюда живым», бро. Хиппующая девочка стоит у самой сцене, зажав себе рот от ужаса, шока, оцепенения, чего-то там еще. Кое-то кто еще пытается двигать головой в такт. «Симпатию» кое-как допели, доиграли. Но в фокусе эта девочка. И почему-то опять, как и в случае с Грейс Слик, добрейшей умницы и красавицы, до слез. Смотреть на нее не можешь. А с другой стороны сцены еще одна хиппушка. Та так и вовсе плачет. Не размазывает слезы, понимаете, не до того, а стоит, смотрит на толпу, на прыгающего козлом Джаггера, и плачет. Еще недавно подпевала, а теперь вот плачет. Уверен, ей этот вечер будет сниться до конца ее дней.

«Роллинги» выступали последними. Улетали в спешке на вертолете. Как вспоминал потом Ричардс, наркоман всея Земли, было мрачно и стремно. Он вспоминал еше, что «это был первый раз, когда «Brown Sugar» исполнялся перед живой аудиторией, — крещение в аду среди буйной толпы калифорнийской ночью». И добавлял: «Вообще-то говоря, если б не убийство, мы бы считали, что концерт каким-то чудом прошёл ещё очень гладко». Если бы не убийство, да. О котором группа узнала после концерта. Фильм как раз за пятнадцать минут до конца оборачивается «Фотоувеличением» Антониони и «Проколом» Де Пальмы: Мик Джаггер собственной персоной уже, в студии, отсматривая материал, останавливает кадры, на которой зафиксирован момент. Неадекватный чернокожий чувак в зеленом прыгает к сцене, размахивая пистолетом, на него прыгает «ангел ада» с ножом. Мик с Китом тогда остановили концерт, но ни черта же не видать. Зато проматывая пленку, как заправские ищейки, они отыскивают и пистолет, и нож, и убийцу. Что там на самом деле случилось, впрочем, никто не знает до сих пор (ну, как обычно, в общем). Три ножевых ранения, плюс куча синяков и ссадин. Парня топтали всей бандой.

Тот же Кит красочно сообщает: «Ты чуял носом, что произойти может что угодно, учитывая калифорнийский климат, днём было довольно мило. Но, как только зашло солнце, сразу же здорово похолодало. И тогда вокруг зашевелился дантовский ад. Какие-то люди, хиппи, отчаянно старались держаться по-доброму. В этом было едва ли не отчаяние — в этой любви, в подбадриваниях, в стараниях удержаться на плаву, сделать, чтобы было всё по кайфу». Вот это «по кайфу», «празднично» и Грейс, и Джаггер, и остальные повторяли на протяжение вечера не раз. Но то ли тому виной алкоголь, то ли ЛСД с гашишом, то ли плохие организаторы, то ли идиоты «роллинги», то ли «Grateful Dead», то ли пустыня, то ли шоссе, то ли неправильные песни, посвященные дьяволу (не один протестантский пастырь, наверняка, многажды потом поднимал к потолку палец, рассказывая о случившемся: «Покайтесь, мол, ибо грядет!» - ну, вечер декабря этот оказался для всех взрослых, ФБР и консерваторов настоящим подарком), то ли неправильный пресловутый поиск дзен. Потому что из трехсот тысяч кто-то ведь искал этот дзен, не мог не искать, не все же крали машины, топились, ломали друг другу бошки? Дзен, наверное, если кто и поймает, так это наш зритель, умудренный опытом, циничный зритель, сплевывающий на этих детей цветов (почти всегда – несправедливо). Что мы скажем, посмотрев фильм? А вспомним, наверное, тот эксперимент про игру-исследование в охранников и жертв. Дай дуракам силу и волю и право эту силу применять – получишь катастрофу. «Ангелы» прямо по этому эксперименту шпарили в фильме. Вседозволенность, оборзение, злобная ненависть на всех и вся. Но особенно – на тех «некоторых», которые, видите ли, пацифисты, и вообще странно вечно улыбаются. Что же касается самих «некоторых», на которых у меня и рука не поднимается, то дадим слово самому Киту Ричардсу: «Америка была местом крайностей, её шатало от квакеров до свободной любви — не успеешь и глазом моргнуть, да и сейчас ничего не поменялось. И в тот момент настроение царило антивоенное, в сущности, “оставьте нас в покое, нам бы только кайфануть». От власти цветов до пьяной быдло-толпы, как вдруг оказалось, не так уж далеко. Весь миф рухнул, конечно, не сразу, да и, правду сказать, не целиком. Но вера и, что важнее, любовь – пошатнулись, высохли, вымерли. «Человек человеку волк, свинья и белый кролик? Ну ОК тогда, будь по-вашему».

Когда я вижу печальные глаза Грейс Слик, слезы на глазах одной хиппушки и прикрытый ладонью рот другой – мне, впрочем, ничего в голову не лезет. Никакого резюме. Тоскливо, аж плакать хочется. Просто случилось все так, как случилось. И, как всегда, никто в этом толком и не виноват. Убили ведь не миф, или там какую-то идею, черт с ними со всеми. Убили наивность этих полусвятых дитятей. Сами причем убили в первую очередь. «Вы и убили-с». Куда потом подевалась невинность идеалистов, пожелавших изменить мир к лучшему раз и навсегда, и веривших в то, что это возможно (прямо по Эйнштейну: невежда, который не знает, что так нельзя – он и совершает открытия) – по законам добра и любви? Где-то там, на пустыре вечера декабря 1969 года она и осталась, возможно.

Там есть момент, когда Мик Джаггер останавливает концерт, кричит Киту Ричардсу погодеть терзать гитару, «ща я их успокою», и уговаривает всех как детей малых: «Зачем ругаться? Зачем вы ругаетесь!? Кто вообще хочет тут драться и ругаться? Не надо драться! Давайте проведем вместе чудесный добрый вечер, ну!» А потом они оба в студии смотрят записи и охреневают от всего. И ничегошеньки не понимают. Что случилось? Почему? Да и никто так ничего и не понял. Там есть еще более потрясающий момент, когда хиппарь у сцены, канонический такой хиппарь, тру, так сказать, молодец: смотрит на Джаггера и проговаривает ему артикулируя (ничё ж не слышно), комментируя происходящий шабаш: «Why? Why?!» И сам же отвечает на свой вопрос: «I don’t know». Пустые недоумевающие глаза Джаггера. Грустная полуулыбка Грейс Слик. И слезы хиппи. Вот как бы и вся любовь. «Нас опять нае.... Расходимся».