Фильм

Прикосновение

Умри — забери, умри — забери… убей, уничтожь до остатка в себе все посягательства на жизнь. Умри — забери, умри — забери, ибо жизнь — яд, отрава, и живя — неосознанно ли, слишком просто и мучительно — мы лишь приближаем миг нашей смерти. Жизнь — это преступление, смерть — искупление. Умри — забери, умри — забери… Голоса в голове повторяли и повторяли это заклинание, которое вьедалось в разум и разъедало душу, не отпускало ни на секунду, стучало набатом в ушах. Следователь Андрей Крутицкий уже и не пытался по старой памяти отгонять от себя мысли о том, что так не бывает, что все это следствие плохого сна или дурного настроения. Бывает, все бывает, ведь смерть так прекрасна и удивительна!

Одной из последних прижизненных киноработ культового итальянского режиссёра Лучио Фульчи стала мистическая драма «Врата безмолвия» 1991 года — гнетущая и напоенная экзистенциальным ужасом повседневного небытия история встречи человека со своей смертью вкупе с неизбежным принятием непреложности истины, что там, за ломкой кардиограммы, может быть намного лучше и, быть может, это так и есть — главное признать и признаться, что жизнь прожита бесцельно, растрачена до нуля, лишена всякой осмысленности, ибо это так в сущности просто: не бояться смерти, продолжая страшиться жизни. Даже если это совсем не так, но у смерти свои расчёты на живущих. Фильм «Прикосновение» 1992 года известного советского постановщика Альберта Мкртчяна на первый взгляд принадлежит к ставшей типичной для тогдашнего исторического периода чернухе со всеми вытекающими, включая откровенно слабую, отдающую нарочитой нелепой кустарщиной, режиссуру, посредственный монтаж и нарративный дисбаланс, но вместе с тем эта картина достаточно убедительно контекстуально пересекается как с «Вратами безмолвия», так и с лютой безысходностью постсоветского же некрореализма, с упорством и маниакальностью твердя зрителям, что смерть это наивысшее благо и лучше быть там, в далеком потусторонье, чем жить, с тщетностью осознавая пустоту внутри и снаружи, что с неистовой жадностью пожирает человека по мелким кусочкам. Но до остатка.

Прихотливый киноконтекст фильма с его узловым постмодернизмом и безусловной драматургической конфликтологией, выраженной в борьбе смерти против жизни, между тем, тонет в ворохе узнаваемых бытовых реалий вкупе с социокультурными и мифоконтекстуальными пластами, тектонически сдвинувших общественные процессы всего постсоветского пространства: когда человек начинает верить во что угодно кроме Бога, Сатана сам открывает ему двери к себе, ибо не каждая вера есть благо, и не каждый твой бог Он истинный, особенно если истина эта проста: умереть легко. Снимая хоррор о современности, Мкртчян наследовал единственно верному художественному принципу, заключающемуся в том, что такое кино лишь отвечает на запросы остросоциального плана, отражает суть самой видоизменяющейся жизни, ибо те некогда казавшиеся благими перемены обернулись бесконечными похоронами без поминок. Памятная сцена с продажей себя замогильным монстрам вкупе с яростным монологом лишь подчеркивает ту историографичность текущего момента, когда идти по головам, по костям, по трупам, особенно — по трупам, повторяет Андрей, стало не просто можно, но нужно.

Впрочем, есть в этом повсеместном некрологе пресловутый элемент зловещего потустороннего замысла, ведь к решительному выходу вовне мирского бытия всех героев толкает самый близкий им человек, перевоплотившийся там в нечто противоестественное и по-настоящему кошмарное. Тем паче некоторые детали смерти и непроясненность его земного пребывания пуще усиливают ощущение иноприродной сущности, что прячется за портретом, но в своей всамделишности или бестелесна, или слишком чудовищна, отчего человек, узрев лик тех потугробных существ, может просто сойти с ума. Мистический компонент нарратива преподносится как некая данность, и смиренное сосуществование с мраком далеко не всегда дарует отсрочку. Может показаться, что скептицизм Андрея слишком резко ломается, но кто говорил о его безусловном неверии, если смерть была его спутником слишком часто и много? Колеблющийся, сомневающийся, а потому лишенный всякой стабильности внутреннего восприятия мира, тем более он сам, как и все герои ленты, предельно условны.

Об аде, рае или хотя бы чистилище в фильме не упоминается совсем, и понять куда утягивает родных Николай Мальцев можно лишь косвенно, но это едва ли тот рай небесный, что противопоставляется аду земному — даже один из магистральных образов фильма — тёмный, душный тоннель с блеклым мёртвым сиянием — не воспринимается как вход в чертоги благости: не для этих самоубийц и вероотступников, слуг которых на всем протяжении картины встречается как-то даже ожидаемо много: слепец, бредящий старец, черный пес — в этом социально и нравственно умерщвленном антураже постсоветского быта, заточенного в пленку омерзительной синюшности. Да, смерть прекрасна и удивительна, но не для тех, кто прекратил свое бытие самовольно уйдя за горизонт рассвета, и так и не дождавшись багрового в дымке туч заката.

Фильм рассказывает нам о том, что существует определенная организация-секта, члены ее не люди, а духи и духи сильных людей, бывшими при жизни. Они преподносят разные испытания героям фильма, испытания, которые очень тяжело будет им перенести, как они справляются с трудностями, как идет борьба за любовь и жизнь в этом Мире, всё это показано на экране... Приятного просмотра.

Вот уж где мне было по настоящему жутко, занавеска шелохнется и я уже вздрагивала. При малом бюджете сняли отличный мистический ужастик с высоким уровнем саспенса. Хороший сценарий, хорошая актерская игра. Смотрела давно, название не запомнила, но фильм запомнился в деталях. Гнетущая атмосфера, чувство безысходности и отчаяния, но как-бы не было страшно, а до конца досмотреть еще больше хотелось
Который раз убеждаюсь, что при минимальном бюджете можно снять достойный внимания фильм.