Один из последних фильмов большого французского режиссера, в котором, как понятно из названия, дело происходит в мае с пожилым мужчиной по имени Милу. Причем в мае не абы каком, а в мае 1968 года, том самом, в котором молодежь выплеснулась на улицы Парижа и устроила такую бучу, что круги по воде, особенно в культурной жизни страны, идут до сих пор. С Милу (Мишель Пикколи) все несколько проще. Он живет вместе со своей матерью в богатом сельском шато, особо за его пределы не рвется, считая устоявшуюся жизнь пределом своих мечтаний. Но, внезапно, мама умирает, и жизнь Милу открывает новые стороны. Тут же приезжают родственники разной степени близости, дабы раздербанить наследство по закону. Чуть ли не в первый же вечер начинаются дрязги по поводу, кому достанется мебель, кто получит дом, кто виноградники, и «почему у тебя на руке бабушкино кольцо?». Иными словами, милый и добрый семейный гадюшник, где все друг друга любят, а вот делиться добром – не спешат. Положение усложняется еще и тем, что четверть наследства по завещанию отходит служанке, которая, судя по всему, значила в жизни умершей как минимум не меньше, чем любимые внуки и детишки. На фоне этого гремит парижская революция.
Фильм, который на фоне всяких «взломщиков» и «заливов аламо» звучит как свежий, смелый и яркий аккорд на фоне унылого шума. Картина интересна по многим позициям. Если рассматривать «Милу в мае» с точки зрения ретроспективы всего творчества Маля, то совершенно очевидно, что это были своего рода «пробы пера» перед экранизацией «Дяди Вани». Слишком много чеховской драматургии попадает в кадр, чтобы ее можно было бы вот так вот, безнаказанно, проигнорировать. А все потому, что Луи Маль вновь, как в старые годы, делал фильм совместно с Карьера, что, конечно, не всегда было залогом успеха, но в данном случае сработало. Впрочем, как точно подмечают важные кинокритики, чеховщина тут явно отзеркалена и пересажена аккуратно на почву творчества последователей «новой волны», где чудесно прижилась.
Интересно и посмотреть, что же думает Луи Маль о тех событиях, которые уже минули достаточно давно, чтобы можно было сделать какие-то выводы. И выводы интересны. Маль признается в том, в чем боятся признаться авторы его поколения – «я ненавижу молодых». Парижский бунт в интерпретации Луи Маля как минимум нелепы, глупы и бессмысленны. Классовая борьба, как следствие бунтов, тоже ограничивается сливом отходов под шумок, да попыткой пограбить дома и виноградники. Защитники реакционных действий, что охватили столь далекую столицу, выглядят настоящими ослами без малейшего наличия мозгов. И это еще в лучшем случае. Остальные же и вовсе от бандитов отличаются разве что наличием политических манифестов для собственных деяний. Все-таки, от свидетеля тех событий подобная точка зрения не только имеет место быть, но и чудесно дополняет то, что про Париж весны 68-го уже было сказано.