Фильм

Красавица

Не думал писать об этом фильме, по той причине, что уже довольно давно не пишу о таких фильмах, и не то чтобы разучился, или даже что понял всю суету и бессмысленность попыток. Легче всего сказать - устал. Приятнее всего - что ощутил безмятежную усталость, словив некое Дао. На самом деле все чаще, смотря подобного рода кино, оказываешься целиком внутри (если кино - твое, и если это час и день этого кино, и оно не протекло сквозь тебя, или вообще мимо тебя как полноводная река, оставив по себе смутные воспоминания), как если бы ты во время просмотра вписался в него. Или тебя вписал некий художник, автор, и ты стал его частью.

В "Belle" (1973) Андре Дельво трудно не влюбиться, еще труднее, как ни странно, нырнуть в него с головой, так, чтобы не было даже желания писать о нем. И то, что я о нем пишу, уже говорит не в мою пользу.

Но странным образом с фильмом внутри меня, который пока никуда не исчез, не растворился, а скорее пустил корни, срифмовались строки, которые вот только что прочитал. И точно скажу - ничего общего между Анри Мишо и Андре Дельво нет.

Вот читаю, читаю я у Мишо о его китайских впечатлениях. О том, как только в Пекине он понял иву, ее трепет, и почему она может вызвать слезы на твоих глазах... Потом перехожу к моменту из другой книги:

"Помещаю на стол яблоко. Потом помешаю себя в это яблоко. Какая безмятежность!

Кажется, что это просто. А я бился двадцать лет, и пока я хотел начать с яблока, ничего у меня не выходило. Почему? Пожалуй, мне казалось унизительным, что яблоко такое маленькое и жизнь его столь непроницаема и нетороплива. Может, в этом причина. Мысли, скрытые в глубинных слоях, редко бывают привлекательны.

Тогда я подошел к делу по-другому и слился с рекой Шельдой.

В Антверпене, где я ее наблюдал, Шельда - широкая, серьезная река, по ней каких только корабликов не плавает. Когда появляются высокобортные суда, она даже их принимает. Словом, настоящая большая река.

Я решил с ней соединиться. Провел на набережной целый день. Но меня отвлекали многочисленные и бесполезные впечатления.

И еще я помимо собственной воли временами поглядывал на женщин, а рекам это не положено, и яблокам не положено, и вообще всей остальной природе".

"Бель" снята великим оператором Гисленом Клоке. Он же снимал и "Свидание в Бре", и не погрешу, наверное, против истины, если буду писать "Свидание в Бре" Клоке и Дельво, или "Бель" Клоке и Дельво. Они безусловно со-авторы. Но я отвлекся. Так вот, "Бель" редкий фильм, где оператор как будто всецело занят пейзажами. Лесом. Полями. Озерами. Падающим снегом. Грязью на обочине. Обычно в фильмах пейзажи играют в лучшем случае вспомогательную функцию, основные персонажи живут и разыгрывают историю очевидно в городских декорациях. Или же сельских, и тогда нам показывают интерьеры сельских домов, или сельские улочки.

В "Бель" вы видите великие фламандские пейзажи так, как если бы они были написаны в XIX веке. Это удивительное ощущение оживших картин. Там нет ничего от импрессионизма при этом, и вообще каких бы то ни было "измов". Это природа, живая, дышащая. Одновременно застывшая, холодная, мертвая - и живая, до одури живая и абсолютно чужая, чуждая человеческому миру. А значит, человеку, кем бы он ни был: поэтом, художником, оператором, режиссером. Это что-то во вне, "там, внутри", "там, далеко". Любые попытки оказаться там - невозможны и даже смертельны. Не потому, что природа опасна, или городской житель не мог бы там жить. Это как убегающий горизонт, ты не достанешь его, и даже окажись ты внутри пейзажа, все равно будет: ты и пейзаж, художник и красота, я и природа. Клоке снял великие картины. Дельво поместил туда своих персонажей. Стареющего поэта, женатого, у которого есть дочь на выданье. Поэт возвращаясь с авторских чтений ночью, через лес, сбивает какое-то животное. Утром, решившись почему-то вернувшись, он обнаруживает, что смертельно ранил пса, а его хозяйка, странная красивая девушка, похоже живущая здесь, в лесу, добила собаку из ружья нашего героя.

Далее начинается страсть, любовь к чуду, последняя попытка бытописателя красоты быть с этой красотой рядом. Оказаться внутри своих стихотворений. Персонажем поэмы. Героем картины. Разумеется, это катастрофически сказывается на его скучной размеренной жизни, и даже все более "сереющее", скучнеющее волшебство, тривиальная разгадка тайны не могут его образумить. Это же оживший сон, pure beauty, я люблю ее, я хочу ее, я хочу остаться с ней.

Так вот, написать о фильме можно по-человечески только так, как я написал выше. И вы не сильно погрешите против истины, включив сюда заключение о "кризисе среднего возраста", выключив даже "желание чуда и волшебства посреди серой обыденности". Но вы не сможете увидеть фильм. Или же это будет очень сложно, как это было сложно мне. Именно по той же причине, по какой Мишо было сложно стать яблоком или рекой... "Я решил с ней соединиться. Провел на набережной целый день. Но меня отвлекали многочисленные и бесполезные впечатления. И еще я помимо собственной воли временами поглядывал на женщин, а рекам это не положено, и яблокам не положено, и вообще всей остальной природе"."

Потому что девушка Бель - часть этой "реки". И Клоке делает ее частью пейзажа. Она принадлежит полотну. А вы, как и герой-поэт, нет. Печальная судьба большинства, если не всех, поэтов и художников, что они могут быть лишь певцами и наблюдателями. Никогда не будучи способными схватить ее за руку, не говоря уже о том, чтобы взять с нежностью ее ладонь, красота всегда ускользает, как если бы ее и не было. Этот самый поэт, сочиняющий строки о "ветрах, пойманных мертвыми болотами", он всегда сочинял их со стороны, как если бы строки не принадлежали ему. Как Бель - не принадлежит ему. Он страстно желает быть с ней, но все, что ему остается: быть рядом с картиной, смотреть на нее, но никогда не стать ее частью. Нам же, зрителям, мешает оказаться с Бель, а значит раствориться в этом фильме, как это не парадоксально, завораживающие, смертельно-прекрасные пейзажи Клоке. Они слишком красивы, мы вынуждены останавливать ход мысли, ход фильма, засматриваясь на дрожащие веточки, на заснеженную воду, на завалившееся дерево. И это те же "бесполезные впечатления", что и для героя-поэта - бесполезными впечатлениями оказываются сначала его семья, потом его книги и авторские вечера, а затем и Бель, и ее домик. Просто потому, что это "впечатления". Они делают героя зрителем, человеком "вне" пейзажей, чужаком для Бель. Бель здесь, внутри. Он там, снаружи. И даже когда они вместе - кажется, что это как в старых голливудских фильмах задник с Бель, снятый специально для новой сцены. И на фоне снятого уже фильма с девушкой - играет наш герой.

И это очень странное и неуютное чувство непричастности той самой pure beauty. Как толща воды, пусть даже в замерзшем пруду, уже не говоря о бурной лесной речке, она выталкивает тебя, она сторонится тебя, потому что ты, говоря приземленным языком, "слишком умный", "слишком образованный", "слишком много думать". Ты "слишком человек". Ты не яблоко. Ты не река. Ты просто в лучшем случае поэт, или любитель поэзии, ты можешь писать о красивых картинах природы, или читать о красивых картинах природы, тщетно и самонадеянно представляя себе, что ты "заключил" эту красоту в себя. И если не поработил ее, то понял, принял. Ты ее ценишь, разве нет? Да, ценишь, равнодушно говорит тебе пейзаж, героем которого ты всю жизнь силишься себя представить. Но Бель? Бель ценит, пытается? Воспевает?

Было бы странно так считать, не так ли? Именно поэтому Бель принадлежит этой pure beauty. А Дельво, Клоке, герой фильма и зрители - нет. Они всего навсего посетители галереи Уффици в лучшем случае. Люди завороженные, но не завораживающие. Стать как Бель, и провалиться в прорубь этого фильма почти невозможно. Только если ты остановишь всего себя, уничтожишь всего себя, исчезнешь на те полтора часа, превратившись в собственное воспоминание. Тогда быть может, и вероятнее всего, ты даже не вспомнишь, о чем было собственно кино. Но отчетливо будешь помнить, что держал Ее за руку. Ты был с ней, разве нет? Ты был частью пейзажа, частью мира "с той стороны нарисованного окна". Как на короткое мгновение, в самом финале, печальный стареющий герой вдруг - и это чудо - проваливается в мир Бель, где Бель уже нет, где от Бель осталось лишь воспоминание. Теперь он на картине, а мы снаружи, мы - посетители галереи. Она ушла, он занял ее место. И он более не принадлежит этому миру, как бы ему не хотелось обратного. Он не обрел Бель, но стал пленником картины.