Фильм

Дзифт

С татуировкой «Человек — это звучит гордо» на спине и куском гудрона во рту лысый, как шар для боулинга, заключённый по прозвищу Мотылёк (Захари Бахаров), севший по ложному обвинению в убийстве в 1944 году, спустя 15 лет вышел на свободу. Коммунистическая София (а дело было в Болгарии) встретила его ударом промеж глаз. Да и пробыть на воле Мотыльку в общем-то удалось недолго. Старый подельник и вор, а ныне комиссар (Владимир Пенев), засадил его в подвал женской бани и стал пытать, чтобы узнать куда Мотылёк дел бриллиант, который они в своё время пытались выкрасть у одного бывшего русского белогвардейца. Мотылёк молчал, поэтому был отравлен. Однако ему всё-таки удалось сбежать. И теперь ведомый одной, ему только известной целью, он стремится на встречу с прежней любовью по имени Ада (Таня Илиева, модель) — певичкой, которая в этой истории выполняет функцию барбаро-стэнвикской femme fatale.

Отчасти пародия на жанр «нуар», отчасти его изощрённо точная реконструкция, драма «Дзифт» (переведённая на русский язык как «Гудрон») сделана по книжке болгарского политолога Владислав Тодорова, и при всей своей атмосфере «чёрного» фильма (а снята она на чёрно-белую плёнку, причём трёх видов) напоминает скорее не «Двойную страховку» Билли Уайлдера, а цветной «Мёртв по прибытии» с также отравленным Дэнисом Куэйдом (который тоже, надо заметить, сам себе нуар).

Отметить тонкость исполнения и качество постановки «Гудрона» не сможет, наверное, только слепой, поэтому сия лента, показанная в основной конкурсной программе на прошлом Московском Международном кинофестивале получила «Серебряного Георгия» за лучшую режиссуру. А такой успех для театрального режиссёра Явора Гырдева тем хорош, что «Гудрон» для него дебют в кино. Примерно такой же, как для выдающегося ирландского драматурга Мартина МакДонаха гангстерский трип «Залечь на дно в Брюгге». Гырдев, меж тем, о том же МакДонахе знает не по наслышке. В 2004 году на «Сезон Станиславского» в Москву он привозил его «Человека-подушку» — спектакль удивительной формы: зрители сидели по периметру стеклянного куба, с внешней стороны прозрачного, а с внутренней, где играли актёры, — зеркального. Короче, и МакДонах, и Гырдев — все современные и талантливые театралы так или иначе повязаны. А поскольку им, судя по всему, тесно в жанре одного вида искусства, они пытаются освоить другой — причём с немалым успехом.

И хотя словосочетание «болгарский нуар» (или точнее нео-нуар) у знатоков классических американских «чёрных» фильмов может вызвать справедливое недоумение, уверяю, «Гудрон» сделан элементарно остроумней даже большинства такого рода канонических произведений. По своему постмодернистскому задору «Дзифт», конечно, сравним с недавним «Кирпичом» Райана Джонсона. Однако, если картина Джонсона — это тинейджерская игра в классику, то «Гудрон» — это сама классика, только переведённая на современный язык. Находки наподобе метафоры «роковая женщина — это самка богомола» (перефраз, кстати, пелевинского рассказа «Зал поющих кариатид») и татуировок главного героя — порой неприличных, но на редкость, опять же, остроумных, — надолго врезаются в память. А вид ночной Софии с её сюрреалистическим антуражем и мавзолеем вождя Болгарии Георгия Димитрова, по сути своей и есть гудрон, в части которого спрятана одна важная блестящая штука, принёсшая всем только горе и никому хотя бы иллюзии счастья.

На самом деле список можно продолжать - такое впечатление, будто Явор Гырдев, с горящими глазами выбежава с первого киносеанса империалистического нуара, сразу вскочил в режиссерское кресло и - передирать, передирать, передирать!

Но, как говорится, снимайте с нами, снимайте как мы, снимайте лучше нас. И болгарские товарищи не просто догоняют и перегоняют, но
укрепване и задълбочаване. И главный герой - харизматичная компиляция из Брюса Уиллиса и Джейсона Стэтема (Fear or revere me, but please, think I'm special.) плюс буквально щепотка Питта (Bushy top вместо шляпы для колориту). И город - в оттенках серого, и операторская работа - где твои адвокаты, Родригез? А уж сценарий достоин того, чтобы посвятить ему целый абзац.

Ах, этот сценарий! Сколько подобных ему так и не вышло со страниц тетрадок, вместо занудных диктантов исчерканных злобнющими злодеями, полуметровыми ножами и порочными красавицами! Мы не просто складываем, мы умножаем: не просто друг-который-предал, не просто потерянная любовь юности, но - two for one! Тут и чОрный бриллиант, низачтонедогадаетесьгде спрятанный, и сокамерник философ со стеклянным глазом - story worth every penny!

Не хочется, но так сложно удержаться от обобщений относительно болгарской и братскославянской кинематографии вообще, учитывая, что Дзифт получил премию за лучший болгарский фильм 2008 года. Действительно, такое оно, наше кино- стилни, много стилни!

Из софийской тюрьмы на волю выходит парень по кличке Моль, в кармане у него кусок жевательной смолы и искусственный глаз друга-сокамерника, в планах - повидать могилу сына и отправиться в тёплые страны. Тюремное радио объявляет время, и под Смуглянку-модаванку камера показывает сначала раскрытого вольтеровского "Кандида", потом словарь иностранных слов, потом открытку с Кокошкой (женщина, пожирающая мужчину), и, наконец, татуированную спину главного героя фильма, на спине надпись: "человек это звучит гордо". Построение под ту же смуглянку сменяется долгим, мерным, с равнодушным гомоэротизмом проездом камерой по тюремному душу; наконец, Моль пинком отправляют на волю, но планам насчёт тёплых стран сбыться не суждено: по выходе из тюрьмы его немедленно отвозят в подвал женской бани, где посередине стоит пыточный стол, на полу по щиколотку воды, а по стенам стоят полки с заспиртованными младенцами. В подвале появляются бывшие коллеги-подельники и начинают с пристрастием выяснять, куда Моль спрятал некий алмаз.
Сразу нужно сказать, что смуглянка и компартия не нацелены на осуждение тоталитаизма и ругань в адрес большого советского брата; советский антураж - всего лишь новое время, которое Моль ещё не видел, он сел до прихода коммунистов, и что это такое, ему было известно лишь по изменениям в размеренном тюремном быту: словарь вместо библии, смуглянка по радио, уголок красной пропаганды. На воле же мавзолей товарища Димитрова лишь ещё одно видение, в одном ряду с поликлиникой и кабаком. По крайней мере, на фильме, где несколько минут ловят летящий по женской бане искусственный глаз, вряд ли следует геополитически напрягаться по поводу совесткой символики, можно пропустить много интересного. Мысль, что воля страшнее тюрьмы, а все беды от женщин, может, и не нова, но суровую правду про волю и женщин герою объясняет одноглазый сокамерник с лицом, будто срисованным с картин немецких экспрессионистов. Выйдя из тюрьмы Моль попадает в чудесное место, где веришь даже не глазам, а только собственному звериному обонянию да сигналам точного времени по радио (эти сигналы и слова "я почувствовал запах..." отбивают ритм всю дорогу). В действие вкраплены рассказы обывателей, которым позавидовал бы Швейк, под эти рассказы у Моли окончательно меркнет разум. В кабаке группа пролетариев и два православных попа, будто государственному гимну, подпевают радио с любовным романсом. В поликлинике врачиха и сестра с внешностью кабарешных певичек, вдруг оказавшихся в системе гос. здравоохранения, тая от вожделения, измерят температуру и кладут пластыри. Вообще-то, оттенок бреда можно приписать смертельному яду, который Моли вкололи в подвале женской сауны и который постепенно действует в течение дня. Но когда Моль вываливается из церкви, где монументальный батюшка говорит ему про две истины, к подножию мавзолея Димитрова, этот самый мавзолей кажется совершенным сгущением морока, который существует независимо от яда; и деваться от распавшейся связи времён некуда, и восстанавливать её не хочется, а хочется в тёплые страны. Полфильма идут флэшбеки из прошлого, про любовь и про беду, но к моменту встречи этой любви в виде - да, эстрадной певицы, под песню, что во всём виновата лишь полная луна, время повисает где-то в среднем арифметическом между прошлым и настоящим. Все "красные нитки" собираются в одну: многозначное слово дзифт (смола, мумиё, дерьмо); самка богомола, пожирающая самца во время спаривания и одновременно отмаливающая у бога павшего человека; меловой контур, которым обводят мертвеца на месте преступления, и пр. Собственно, под конец уже нет дела до всей многозначности слова "дзифт": в любом случае оно обозначает нечто однородно-вязкое, которое так прочно скрепляет время и пространство, и из которого не выбраться ни одному насекомому, будь то моль или богомол.

Цельная история, которую со всех сторон покрыли стальными пластинами - теперь ей можно все. От начала и до конца вести рассказ с помощью кино. Черно-белое, на заре становления коммунизма в Болгарии, с трогательной "Смуглянкой" по радио и жизнеутверждающими татуировками зеков. История нескольких событий соединивших ровно столько же жизней, простая, большинство слов за кадром. Даже спойлеры не нужны - умрут практически все. По исполнению дивная, странная, привлекательная в своей изредка появляющейся нелепости стремления к нуару. Высокое взяли и выкинули в районе Восточной Европы, где понимают, как с этим обращаться, но не делают этого специально, доводя общее состояние до предельного. Главных кадров много - лучший в виде ночной Софии, местного мавзолея и припадающего к телу города главного героя. Фильм с неопределившимися ощущениями к финалу, но пониманием того, что получилось более чем.

Ай да фильм! Из тех что приобретают статус классики и культового кино прямо в день своего выхода. Фильм не только мощный при этом, но и живой, его реально интересно смотреть с первой и до последней минуты. И юмор отличный!