Фильм

Вздох

Героиня лепит лысых ангелов с воротниками из почти индейских перьев вместо крыльев. Героиня развешивает белье и роняет белую рубашку. Рубашка летит вниз. Героиня раскрашивает раскраску вместе с дочкой. Убирает звук у телевизора. Героиня молчит. Телевизор показывает не сериалы - новости, четко рассказывает о герое, совсем не-герое, - заключенном, пытавшемся убить себя ударом заточенной зубной щетки в горло. Он в тюремной больнице и "некоторое время" будет молчать. У героини есть муж. У мужа есть розовая заколка в машине. У них есть дочка. У дочки нет карандашей. Надо заехать перед школой. В большой комнате у них телевизор. В спальне - синтезатор. На улице зима. У героя есть трое соседей по камере. Один обнимает его по ночам. Касается аккуратно губ его и щек. У героя нет жены и нет дочек. Он их убил. В камере нет телевизора, нет синтезатора, и это не спальня. В камере есть пол, потолок и стены. На стенах рисунки тех, кого нет.

Ким Ки Дук снял мюзикл. При слове "мюзикл" начинаю напрягаться, при слове "кимкидук" - млеть. Мюзикл, песни и даже просто слова в котором звучат слишком тесно и гулко, как будто стыдно, неуместно. Певица порой берет не те ноты, улыбка - картинка, как и фотообои, необходимая только на время выступления, любовь сжата между грубыми сигналами сирены, зажата на полу камеры, где поцелуи и удары по лицу выдержаны в четкой последовательности. Ким Ки Дук снимает мюзикл, в котором мужскую партию отдает герою, который не может петь песни, - его горло проколото зубной щеткой, не может танцевать танцы, - его руки связаны наручниками. Женскую - домохозяйке, интеллигентной, правда, умеющей пользоваться печкой не только для печки пирогов. У нее все есть. И зеркало, чтобы смотреть на свою красоту, и дом с балконом, на котором стоят сделанные ей скульптуры. Но у нее ничего не происходит. Тишина. Не происходит любовь. И начинается отчаяние. Внутри - пусто. Сверху - лед. И заколка колко цокает, - не тонет.
Любовь начинается как вызов своей немоте, своей тишине, телефонным звонкам мужа, каналу с новостями, смерти. Она выбирает того, кто тоже уже "не чувствует", кому нечего терять. С другой стороны, того, кто не откажет, у кого слишком много "тихого" времени, кто готов любить любую, а с такими интеллектуальными переодеваниями - каждый следующий сезон ждет с нетерпением не только он, в зрительном ряду появляются и охранники, и смотрители, - успех гарантирован. Всем скучно. Ей скучно. Сказать бы: развлекается. Так утонченно - извращенно. Придумывает игры в знаки-намеки.
С начала известный конец, заявленный тем, что "возлюбленный" - в камере смертников. Такой выбор удобен. На тебя все смотрят. Тебя хотят. Сигнал сирены. Концерт окончен. И ты свободна. Возвращайся в свою – уютную - жизнь. Никаких обязательств. Никаких обещаний. Завтраков вместе. Отвезти на работу. Она станет мечтой для этого парня. И она останется мечтой. Потому что "вместе" изначально быть не могло - поцелуй остался разводом на стеклянной перегородке.

Любовь у Ким Ки Дука - это всегда почти физиологическая подробность боли. Это постоянное сравнение, соревнование с физикой боли, которая все равно оказывается несравненно слабее того, что испытывает герой внутри. Невыразимость этой боли проявляется в физической немоте главных героев, - помним дефект речи у "плохого парня". Причем предметы-причины боли поразительно обычны: рыболовные крючки в "Острове", колючая проволока в "Береговой Охране", лист бумаги в "Плохом парне", и здесь - то ли ручка, то ли зубная щетка, единственный предмет, возможный в пустой камере. Заколка, которую находит героиня в машине мужа тоже является одним из таких предметов-причин боли, но здесь не физической: это "индекс", который свидетельствует о существовании другой женщины, о любви, которая, по выражению мужа, "тебе не принадлежит". Получается, что качество "обычности", "будничности" этих предметов переносится на качество самой боли: боль становится обыденной, естественной, доступной любому и в любое время, такой, о которой сообщают спокойно-заученным тоном в выпуске новостей.
На контрасте с этой немотой и азиатской интровертностью Ким Ки Дук выстраивает "мелодию" своего мюзикла, в котором традиционные для жанра выступления режут слух своей внезапностью, надрывностью, в котором просто сказанное вслух слово режет слух. Такой мюзикл под стать музыке Масами Акиты.

Посмотрела фильм Ким Ки-Дука “Breath”. Наш перевод – «Вздох», хотя слово «дыхание», мне кажется, больше подошло бы. Фильм, безусловно, очень хороший. Немногословный, но со всплесками звуков. Действие начинается, когда главная героиня находит в машине мужа чужую заколку для волос. После слов мужа «Чем лепить целыми днями, встретилась бы с кем-нибудь» действие уже не остановить и не повернуть обратно. Супруг разбудил дракона, а дракону нужно завершить гештальт…

Это фильм о любви. Только о любви. Понимание – непонимание, измена – возвращение, долг – потребность… И всё это – грани любви. …Ким Ки-Дук немножко поиграл с нами (чуть не написала «в Линча»). Это и зеркало, пришедшее из «Пустого дома». Это и последний взгляд главного героя. Это и начальник тюрьмы, которого мы видим лишь в отражении экрана, и от которого зависит то, что зависит (его играет сам Ким Ки-Дук). Это и номер заключённого vs номер машины в финальных кадрах.. А ещё звучащая на корейском Tombe la neige Адамо, которую в одно и то же время поют в машине, увозящей главную героиню от тюрьмы, и в камере. Всё связано, хотя связи порой неощутимы. Однако ж до них можно дотронуться. …Лица актёров, играющих главные мужские роли, удивительно похожи на лица двух знакомым мне людей. И тут, наверное, мой собственный гештальт, у которого есть шанс вскорости стать завершённым.

p.s. В фильме нет ни одного некрасивого или неприятного лица. И нет оценок. Прозвучавшие пару раз не считаются, ибо сказаны от обиды. Ким Ки-Дук не ставит точки над i, не выносит приговоры и не читает нотации. Более того, он немного иронизирует над самим собой, снявшим когда-то и "Пустой дом", и "Весна, лето, осень, зима... и снова весна".

Ким Ки Дук, вообще, странен. Его бояться нужно нормальным людям - уныние, отчаяние, медлительность, (о разбавили!) кровищей обычно, и снова уныние.. Собственно, это - поперечный срез. А вот продольно во всём этом располагается удивительно живое кино о простых сложных вещах (это не опечатка, и "и" там не пропущено).
Простые сложные вещи - это то, что Ким Ки Дук на-гора показывает.

"Вздох" выражает ускоренное течение времени. Внутри всего немногословия фильма (диалогов практически нет, герои реально молчат), однообразия кадров, медлительности и трёх-четырёх показанных дней - сидит целая жизнь. Ким Ки Дук образно показывает*, как можно прожить эту целую жизнь за считанное количество минут - времени встреч главных героев.
* (Чтобы было совсем уж понятно, показывает ещё и буквально - ручная смена времён года {весна, лето, осень, и... } )
Машина времени эмоций.
В этом гений.

Немного психопатично, как и в остальных фильмах (теперь это называют "арт-хаусом"), но, в конце концов, должны же быть у режиссёра маленькие слабости :)

И да.. поёт героиня ужасно.

Я искренно наслаждаюсь его эстетикой и философией – недовосточной-недозападной…
Для меня Ким Ки Дук словно мост – от легкого понятного односложного киношного «фаст-фуда» к основательному и символичному киноискусству.
Его «Пустой дом» - стал для меня дверью в сложный интеллектуальный киномир. За это его люблю. Он хорош – он поет, музыкант, художник и эстет вооруженный острым лезвием, вспарывающим пустые яркие обложки, но дальше не он, дальше мир иллюзий его зрителей. Он пишет, а ты фантазируешь.
Ким Ки Дук пробуждает системно, плодотворно, из года в год - когда-то меня, сегодня ее, завтра его и в этом его ценность и величие. Поэтому нет разочарования за его «самоповторы». Он остается новым для кого-то нового кто прейдет на его фильм, а в конце с упоением будет ему аплодировать.
Я всегда буду смотреть его фильмы, хотя бы из-за старого-доброго «спасибо за все». И в этот раз…
«Вздох» не оставил щемящего чувства, еле ощутимого надрыва, преследовавшего меня когда-то после первого знакомства с творчеством этого режиссера. Но я ушла светлая и спокойная, с ясными ровными впечатлениями. Это именно тот случай, когда совершенно не требуется искать подтексты и толковать символы. Они здесь очевидны.
Но я его люблю. Правда, люблю. За безмолвие и музыкальность. За сказку и будничность. За драму и комедию.

Вдыхание любви на выдохе смерти.

Смерть и секс, или же смерть и любовь – не так важно как именно и что именно соединять. Важно что эта тема тревожит умы исследователей человеческой психики и природы уже давно. Ни для кого уже не секрет, что так называемая асфиксия вызывает в человеке невероятной мои оргазматические ощущения, а также эмоциональный экстаз. То что смерть подобным путем, или краткая остановка дыхания порождают ощущения связанные с переживаниями свойственными любви – представляют невероятный интерес не только медикам, но и художникам. Сексологами доказано, что мужчина во время оргазма на долю секунды испытывает почти инсульт – почти умирает.
Но речь в фильме пойдет не о сексуальных ощущениях, а об сугубо ментальных: связи смерти и любви. Ким Ки-Дук будучи режиссером, творящем мистику в жанре реалистического авторского кино, выразил свои воззрения именно на тему любви и смерти в своей 14-й картине. И выразил как всегда в своих высокохудожественных традициях.
В новой работе Ки-Дука прослеживается следующая основная линия картины – это смерть и переживание чувств связанных с нею:
-главная героиня задохнулась под водой в детстве на пять минут, и пережив эти ощущения она жаждет снова прочувствовать то состояние обнаженной души пред ликом смерти
-главный же герой убил свою семью и продолжал с ними спать, пока его не забрала полиция. Оказавшись же в тюрьме он постоянно повторяет попытки самоубийства, втыкая себе в горло зубную щетку и тем самым пытаясь лишить себя дыхания
-влюбленный в героя сокамерник в конце фильма задушит его и будет спать, обнимая мертвое тело героя
-героиня пытается убить героя-заключенного в удушающем поцелуе
Эти основные мотивы картины ставят нас перед вопросом: что же всем этим хочет сказать Ким Ки-Дук?
Фильм носит название «Вздох» - и бесспорно дыхание является важнейшим выражением всего о чем размышляет режиссер в картине. С дыхания начинается роман между героиней и заключенным (когда он оставляет поцелуй на запотевшем стекле). Человеческое дыхание – это жизнь, но дыхание невозможно увидеть – его можно почувствовать. Через дыхание Ким Ки-Дук ведет нас к теме невидимого, к тем важным вещам человеческой реальности, которые невидимы, но основополагающие: такие как любовь и смерть. Невидимое – это то бесконечно важное измерение которое находит воплощение почти во всех творениях Ким Ки-Дука. Невидимое и иллюзорное отражены почти в каждом эпизоде «Вздоха»:
-в камере заключенные вырезают зубной щеткой на стенах женщин и эти нематериальные женщины почти реальны для них: спят с ними, обнимают и т.д.
-чтобы придать своим чувствам реальность герои материализуют их в видимое: изображая, творя – как героиня лепит скульптуру женщины с разодранной птичьими крыльями грудью, чтобы реализовать свое желание пережить еще раз тот миг смерти
-так символы становятся настоящим: когда героиня решает прийти к заключенному и воспроизвести в комнате реальность посредством лишь обоев, мы видим что постепенно из изображений эта реальность становится настоящей для героев. Героиня творит заключенному реальность, которой он лишен.
То, что в фильме речь идет о невидимом и его отображения в реальности подчеркивает эпизод, когда герой смотрит на нарисованную женщину, он видит ее точно так же реально, как его сокамерник видит реальность, смотря в это время сквозь решетку.
Другое интересное решение режиссера о невидимом мы видим, когда любовница мужа героини бьет того по щекам – ее мы не видим, а видим лишь выражение ее эмоции. Таким образом можно сказать, что режиссер показывает нам лишь проявление внутреннего, а не саму объективную реальность. Как дыхание – проявление жизни человека, так и образы фильмов Ким Ки-Дука – проявления глубоко внутреннего. И самое глубоко внутреннее, что никак не материализуешь – это переживание смерти.
Даже в титрах режиссер отображает тот смысл, который он вкладывает в фильм: оригинальное название фильма появляется нацарапанным на стене камеры, где заключенные рисуют женщин. Опять же реальность, которой нет – нарисованная. И главной темой фильма является та реальность, те переживания, которые живут в душе героини, но не находят никакого материального выхода в реальности.

Героиня картины живет серой, давящей на нее жизнью. Можно сказать, что она почти мертва. Она привязана к Миру невидимого и того, что ей невозможно воплотить – как позже мы узнаем из ее рассказа: пережив однажды смерть, она грезит этим состоянием. Заложница своего сладостного страдания, она живет почти безразличная к своей семье. Героиня превращает свои невидимые состояния в скульптуры: например женщины, которой раздирают грудь птичьи крылья. Но воплощение в скульптурах не дает полного удовлетворения – лишь попытки.
Даже найдя у мужа в машине заколку другой женщины, героиня остается почти безразлична ко внешнему Миру. Она впечатывает заколку в свою статую, словно говоря своим поступком «вот что терзает все мое существование» - но она не оставляет заколку там, ибо терзания даже не в измене мужа. Постирав белье и вытряхивая его на балконе, она роняет белую рубашку мужа – рубашка почти не пачкается, но героиня, подобрав, без раздумий выбрасывает ее – вот единственная реакция на новость о любовнице. В этом будто смысл ее отношений с мужем: они улетели, пали и почти не нужны. Что испортило их отношения – похоже не столь важно: еще до раскрытия измены все было не слишком радужно.
История с любовницей скорее сюжетообразующая и создает конфликт, помогающий раскрытию через сюжет главного. Когда муж возвращается после работы и грубо оскорбляет героиню, героиня, наконец, может встать и бежать из своей жизни – наконец возникает предлог уйти. Измученная она едет в тюрьму к герою и как на исповеди вдруг рассказывает ему историю своего опыта смерти. В заключенном она видит как бы свое отражение: она заложница смерти и навязчивого желания снова пережить это, а он приговорен к смертной казни и все время пытается сам с собой покончить – освободиться от ожидания и бессмысленности своего существования. Найдя только в заключенном отклик на свою историю, героиня решает воскресить его к жизни, тем самым воскрешая и для себя самой эту жизнь.
После свидания с заключенным героиня простужается – наконец ее болезнь душевная проявляется внешне и вскоре, после следующей же встречи, она выздоравливает – так начинается путь выздоровления внутреннего – путь чтобы вновь пережить смерть. И если режиссер и использует здесь образ из собственного же фильма «Весна. Лето. Осень. Зима и снова… весна», то лишь для того чтобы с помощью своего же приема показать как герои проживают целую жизнь посредством этих времен года.
Героиня в каждом из времен года оставляет заключенному фото из каждого периода своей жизни: весной детскую, летом в молодости на берегу моря, а осенью зрелую – обнаженное фото спелой и зрелой плоти. Фотографии, которые она передает, становятся реальностью и жизнью, в которой теперь возрождается и герой.
Через эти воспоминания по фотографиям и фотообоям герои не только воскрешают цветную жизнь друг для друга, но и влюбляются, а через эту любовь оживают снова и чувства к мужу.
Проследив куда ездит жена, муж, увидев страстные ласки с заключенным, переживает перерождение своих чувств к жене - он оставляет свою любовницу.
Муж героини вскоре словно меняется местами с заключенным: в то время как тот пробивает об стену в кровь голову, героиня разбивает стакан об голову мужа и на его лбу остается точно такой же кровоточащий след.

Вновь героиня вытряхивает белую рубашку, но на этот раз нарочно сбрасывает ее вниз. Однако в этот раз, даже когда прямо по рубашке проезжает машина, героиня колеблется и передумывает выбрасывать ее. Она забирает рубашку и вновь моет, смывает грязь – это как бы символизирует ее выбор не выбрасывать, очистить свои отношения с супругом.

После того, как героиня узнает о новой попытке самоубийства заключенного, она чувствует необходимость увидеть его и передать, наконец, ему свое заветное переживание, как наивысший подарок перед смертной казнью и освобождение от страха перед ней.
Разбивая свою скульптуру вдребезги, героиня, наконец, решает вновь пережить тот «вздох», а не заключать его в символах. Она приезжает в тюрьму и страстно отдается герою. Зажав ему, нос и закрывая дыхание своим поцелуем, героиня заставляет его и себя вновь пережить миг смерти в тот момент, когда они сливаются в единое целое. Жажда мучившая героиню наконец-то обрела удовлетворение – они вместе умерли на миг и переродились. Теперь оба героя свободны: не только от своих навязчивых желаний и страхов, но и друг друга. И героиня возвращается к мужу, вновь ожившей. Семья играет в снегу подле трех вместе стоящих снеговиков, символизирующих идиллию, которая теперь стала возможна в семье героини.
И как бы в подтверждение идиллии по пути в новую жизнь они с мужем поют. Под напевание этого же мотива влюбленный сокамерник засыпает рядом с задушенным им героем – по зеркальной аналогии с тем, как заснул сам герой со своей супругой и двумя дочерми. Когда человек любит до такой силы, что убивает чтобы выпустить любимого из плена страданий этого Мира, тогда любовь приобретает наивысший смысл. Любовь не эгоистичная, а даже лишенная возможности быть с любимым. Возможно в этом истинный смысл жизни и любви – дать другому «вздох» смерти и освобождения.
В любом случае фильм Ким Ки-Дука невозможно довести до какого-то единого смысла, ибо так он теряет свою филигранность смыслов.