Фильм

Прощай, моя наложница

Если даже отбросить в сторону китайскость фильма в целом (а по ощущениям тут больше именно китайского, но не гонконгского), и смириться с непотребностью для европейского уха такого явления, как китайская опера (как зрелище она правда терпима), то всё равно фильм выглядит аккуратным, ровным, и снятым абсолютно без вдохновения. Зрительское сердце нигде не рвётся наружу: ведь понятие "страсть" применить к китайцам можно с таким же успехом, как и к роботам, моменты новейшей истории Китая отсчитаны и обыграны на уровне скучного школьного учителя, а хронометраж в 171 минуту на этом фоне навевает животный ужас неизведанного. Красотка Гун Ли здесь выглядит значительно более серой, чем в более позднем фильме Кайгэ "Император и убийца". И только последняя сцена, в которой была попытка сбросить маски с главных героев, самую малость расшевелила всё это чудовищное зрелище.

Центральный фильм в творчестве китайского режиссера и один из основополагающих для всего так называемого «пятого поколения», да и всего китайского кинематографа в частности, в силу того, что фильм успевает поведать об огромном куске современной истории страны с такой страстью, подробностями и яростью, что большего и желать нечего. В центре истории - два актера пекинской оперы Чэнг Диэйи и Дуан Сяолу, одного из которых мать отдала в детстве в театральную труппу, а второй в это время там уже проявлял вовсю характер. Надо отметить, что обучение театральному искусству в подобной труппе резко отличается от обучения в каком-нибудь Щукинском – при оплошности пареньков в лучшем случае избивают, а-то и под снег поставят с кадкой на голове ночевать. И вот этим двум друзьям предстоит пройти по всему двадцатому веку и пережить все то, что выпало на долю страны. Туманные годы феодального бесчинства и бардака, расцвет популярности китайской оперы, война с Японией, послевоенная охота на ведьм и, самое страшное, культурная революция, втоптавшая в грязь все то, что воспитывалось тысячелетиями, но не подходило для пролетарской «культуры». Где-то в глубине всего один из актеров любит свою жену, другой – любит друга, но какая, в сущности, разница. Все это лишь отличная фигура, которая тонко улавливает все дуновения внешних ветров.

Главная прелесть фильма заключается в том (за исключением, конечно, ликвидации исторической безграмотности в плане знакомства с историей Китая 20-го века), что Кайге умудрился соединить в одной картине два фильма, один из которых – сложная история дружбы и любви одного актера к другому, выросшая из оперы «Прощай, моя наложница» - вплетается в несколько более широкую – историю всего китайского народа. Таких фильмов, когда на фоне исторических событий происходят какие-то более мелкие, интимные вещи, гораздо больше, чем того возможно хотелось бы, но мало кому удается соединить эти две, требующие чуткого подхода к драматургии и эволюциям персонажей, линии так, чтобы шов не резал чувство прекрасного у зрителя. Кайге удалось. Это эпический фильм, который не пугается своего размаха и не падает, путаясь в патлах. И это романтический фильм, который не утопает в слезах и соплях, а вовремя уступает дорогу где надо темам, о которых фильм все-таки на самом деле.

Есть тут и тема гомосексуализма, втиснутого в такие глубины подсознания, что порой заставляет человека вытворять необдуманные и нелогичные поступки. Есть и прямо-таки диккенсовские сцены сиротства. Есть просто бесконечная не любовь – трепет к искусству пекинской оперы. Не обожествление, не воспевание, не романтизация – нет, Кайге выдает всю сущность тренировок, но без них ни о каком высоком искусстве речи идти не может совершено. Есть тут и обреченная горесть и затаенная злоба против всех этих «швондеров», если угодно, с плакатами, черными повязками и не менее черными душами. Все эти революционные свершения и низложение искусства «богатых» проходила не только Китайская республика, поэтому эти страшные сцены с костром, расстрелами, унижениями выглядят не экзотически ужасными, а узнаваемо пугающими.

Причем, что интересно, все эти эмоции – тревогу, любовь – Кайге переносит не только на работу с актерами, но и с камерой, аккуратно сопровождая героев по их путешествию через время и увязывая театр и историю, вечное противостояние искусства и хаоса толпы, поглощение политики творчеством и наоборот. Впрочем, о стилистической составляющей тут особо не о чем поговорить. Почерк Кайге уже сформировался, а приглушенное освещение при съемке через фильтры мы увидим в более ярком проявлении чуть позже. Сейчас же режиссер делает все возможное, чтобы не мешать истории разворачиваться, а актерам – играть. В результате история разворачивается как следует, а актеры как следует играют.

Тот факт, что фильму дали Золотую пальмовую ветвь нужно рассматривать скорее как жест в поддержку Кайге и прочих его соратников. Нет, фильм снят отлично, качественно и грамотно, но таких фильмов на свете много и в том году в конкурсе было несколько как минимум не хуже. Однако таких, чтобы смело рассказывали об истории Китая без прикрас, да еще и снят, собственно, в Китае. При такой жесткой цензуре и суровом наказании за любые нарушения, снимать то, о чем душа болит – это достойно любых наград и никаких претензий к Луи Малю и остальным членам жюри просто быть не может. На родине режиссера фильм, конечно, запретили, а сам автор получил на орехи.