Фильм

Кружева

Оптимистическая трагедия из жизни рабочих кружевной фабрики. Несознательный Петр перековывается под чутким руководством комсомола благодаря причастности к общественно полезному творчеству и вопреки козням отдельных злонамеренных элементов. Структура фильма, в котором кадры сменяют друг друга подобно вязи кружев, вызвала обвинения в формализме и, в конечном счете, заставила Юткевича переехать из Москвы в Ленинград.

Формализм – то, в чем Юткевич обвинялся на протяжении всей своей карьеры.. Формалист и конформист – единственные определения, на которые может расщедриться для него современное киноведение. И, в общем, оно не далеко от истины. Форма для Юткевича всегда превалировала над содержанием, однако в отдельных случаях, включая и данный фильм, форма и содержание вступали в неожиданную реакцию, порождавшую целые смысловые пласты.

Неподдельная страсть отличает «Кружева» от иных агиток советских времен. То, с какой энергией Юткевич плетет свою паутину из образов, говорит об отходе от формальных изысков. В «Кружевах» он единственный, вероятно, раз за всю карьеру нашел свою тему, свою возможную магистральную линию. И тема эта та же, с которой, не отдавая в этом себе отчет, вошел в кино полный антипод Юткевича, его соавтор по «Встречному», голубоглазый чекист Фридрих Эрмлер. Тема эта – исправление инаковости и утрата идентичности в новом, дивном мире.

Хулиган Петр, духовная трансформация которого связана с фабричной стенгазетой, к концу фильма учится ответственности, однако это не заслоняет неподдельный ужас от мира, в котором люди испаряются со стула по решению комсомольской ячейки. Взметнувшиеся вверх руки рабочих, голосующих в финале – один из самых страшных образов кино 1920-х,, наряду с циклопическими конструкциями безликого Ленинграда из «Обломка империи» Эрмлера.

Вероятно, самое интересное в фильме – мощнейший гомоэротизм образного ряда. Случайно или нет, в фильме появляется еще один смысловой уровень. Фабула картины может быть воспринята как история «перековки» гомосексуала. Комсомольский работник в юбке вырывает Петра из компании «теплых ребят», идущих в комплекте с холодным пивом, и открывает перед ним ворота в новую, «счастливую» и «нормальную» жизнь. Могут «Кружева» быть названы примером эзопова языка или нет, это не отменяет того факта, что именно советский режиссер Сергей Иосифович Юткевич, формалист и приспособленец, стал предтечей Энгера и Жене.