Фильм

Юный Терлесс

Эгоистичный и циничный Терлесс был представлен в начале фильма чуть ли не маменькиным сынком. А на поверку оказался героем, о котором фильм можно было и не снимать. И не потому, что плохой или ужасный, а потому, что никакой. Не исключено, что Шлёндорфф здесь просто сделал некий срез, или собирательный образ юного австро-венгра. Вроде и не бедняка, но и не супер-аристократа. Срез в данном случае убедительный, недалеко ведь уже было до Первой Мировой, и молодое поколение, подошедшее к этому рубежу в отдельно взятой стране, наверное представляет интерес. Но скорее психологический и узко исследовательский. Ну а воспринимать фильм чисто драмой о внутришкольном терроре, будет слишком поверхностно и неправильно.

Мнимые числа

Так приятно иногда смотреть кино. А старое, черно-белое кино добавляет к просмотру нечто особенное. Получаешь почти физическое удовольствие. Становится дремно и уютно. Словно ешь светлый пирог с черным изюмом. И, насыщаясь, засыпаешь. В некоторые сцены, благодаря бархатной, мягкой игре света и тени, просто хочется войти. Чтобы уже не возвращаться. Такие ощущения посещают при просмотре американских нуаров Хьюстона и Тернера, а также их более позднего, загадочного и идеального последователя Мельвиля.
Но фильм, который мне довелось сегодня посмотреть, передает совсем иные ощущения. Фильм Фолькера Шлендорфа “Der Junge Terless”, снятый в 1966 году, оставляет пластическое напоминание о самом теле - тексте романа Музиля. Камера почти тактильно передает музилевский текст, его нервную графичность, сутулую подростковую грацию с горсткой чувств, стыдливо упрятанных глубоко внутрь.
Перестаешь слышать хромой русский перевод. Все воспринимается на уровне кадра. Шлендорф тщательно и бережно проходится по всем углам текста со своей камерой, начищая до блеска серебро самых тонких переживаний, и каждую мысль-паутинку аккуратно помещяя в образ.
Роман Музиля по сюжету прост. История похожа на другие подобные истории. Попав в интернат, изнеженный подросток проходит инициацию, в ходе которой понимает амбивалентность всей жизненной морали. Он также наблюдает рождение собственной, взрослой, отвратительной трусости. Мнимая правда любых поступков напоминает юному герою те мнимые числа, о которых он беседует с преподавателем математики. А между тем, приятели по интернату, Байнеберг и Райтинг, устраивают сексуально-садистические издевательства над слабовольным воришкой Базини. Райтинг, в своем глуповатом мягкотелом разврате напоминает будущего Геринга, или даже Рёма из “Гибели богов”. Юный барон Байнеберг умнее и свирепее. С его мистическими идеями и оправданиями изощренной жестокости, он лет через 35 наверняка возглавит элиту СС. Как и другие последователи оккультного нацизма и Аненербе, он станет регулярным посетителем замка Вевельсбург. Но пока это только жестокие, не в меру взрослые дети, на дворе 1906 года, да и сам автор романа не знает, что будет впереди, но описывает все удивительно точно. А главный герой, наблюдая зверства приятелей, пребывает в смысловой дымке: открывшиеся было для решительных слов губы, смутно очарованные, но и испуганные злом, внезапно сжимаются. Обрастают смущенной улыбкой нейтралитета. Поднятая рука опускается. Юный мозг быстро придумывает высокопарную ницшеанскую отговорку для трусливой позиции тела. Словно убегающая от окончательной мелодии музыка Ханса Вернера Хенце довершает общее ощущение.
Фильм оставляет чувство тоски по человеческому теплу, которого было мало уже в 1906 году, и поэтому юный герой, возвращаясь домой в коляске, тоскливо, как щенок, принюхивается к слабому запаху материнских духов. Больше говорить о фильме ничего не хочется. Лучше посмотреть. И прочитать роман. Потому что - заканчиваю цитатой из Метерлинка, которую Музиль поставил в качестве эпиграфа к своему роману - «…как только мы что-нибудь выскажем, мы это удивительно обесцениваем. Мы думаем, что погрузились в бездонную глубину, а когда возвращаемся на поверхность, капля воды на бледных кончиках наших пальцев уже не похожа на море, откуда она взялась. Мы мним, что открыли замечательные сокровища, а, возвращаясь на дневной свет, приносим с собой лишь подделки под драгоценные камни и стекляшки, и все-таки сокровище по-прежнему мерцает во тьме.»

Артем Мухин

Впервые опубликовано в блоге www.shblog.ru