Фильм

Порнократия

Невнятный дебют картины поначалу создаёт некое ощущение комковатости, что-то сродни плохо сваренной манной каше. Оральный секс геев в подворотне сразу же задаёт ритм фрикциям визуального восприятия зрителя. Бордовые залупы словно инструмент для выкалывания его глаз, даже не выкалывания как такового, а жёсткого надавливания на глазные яблоки, когда видимость восприниматься через некую призму замутнённого тумана в сверкающих точках. По сути, всё начинается со вскрытых вен. Суицидальный мотив главной героини обескураживает своей алогичностью. С таким же успехом можно было сунуть голову под фрезу деревообрабатывающего станка в связи с педикулёзом. Отсутствие интереса посетителей гей-клуба к своей персоне (нашла куда ходить в поисках мачо!!!) заставляет её чиркать лезвием по запястью на унитазе клубного туалета. Но хотя бы, в таком случае, ради уважения к жанру, позаботьтесь о сворачивании крови, ведь тромбы всё равно не дадут подохнуть. Где горячая вода, спрашивается? И здесь мы понимаем, что это не очередной кинематографический ляп, вызванный плохими оценками по анатомии Брейа, как сценариста, а высокая её способность к символической обоснованности. Горячая вода в канве фильма – герой мега-порно звезды Рокко Сиффреди. Многие удивятся: как же так, ведь именно он отвёл её к доктору, зажал своей ладонью истекающие вены героини. Однако нет и еще раз нет, Брейа не так прямолинейна. Именно он не позволит затромбоваться никчемной жизни героини, конечно, не так быстро как при самоубийстве, но спустя четыре ночи. Но от этого умерщвление выглядит еще более изощренным, пытка приобретает некую экзальтированность.
Весь фильм держится на небритых подмышках героини Амиры Кассар. Именно они – тот притягивающий внимание зрителя магнит, критерий абсолютной женской свободы. Давно мне не приходилось восхищаться высокой художественностью наличия волосатых подмышек в кино, наверное, со времён, опять таки французского, «Любовники с Нового Моста» Лео Каракса. С того времени волосатые подмышки Жюльет Бинош оставались для меня кинематографическим фетишем. И герой Рокко правильно замечает, что обволошенность естественнее и более уместна, чем наполненные желтоватым гноем, воспалённые от бритья, фолликулы волосяных луковиц области бикини.
Попытки Брейа препарировать тот самый ад, вынесенный ею в название картины, должны проходить по её замыслу через отторжение, сквозь призму зрительского отвращения, однако шок не достигается по той простой причине, что еще относительно недавно, жёстко цензурируемые моралью порнооборазы, в сознании современного обывателя стали таким же архетипом как Coca Cola в двадцатом веке. Герой Сиффреди пристально разглядывает свои высунутые из вагины героини пальцы, смазанные её естественным лабрикантом (хотя на вид это всё и кажется бутафорским желатином) и это выглядит не более эпатажно, чем, скажем, сцена со спермой на губах героини, которая воспринимается как-то буднично и обыденно – зрителя это не отталкивает, наоборот, даже будоражит. Здесь как раз замысел Брейа и не удался. Мужское семя и женский секрет бартолиновых желёз в её картине – некие синонимы, равноправные половые жидкости, ни одна из которых не имеет преимущества по эффекту отвращения, поскольку равно естественны на экране.

Припудренный свежим дерьмецом мир пробуждался, с беспечной лёгкостью сбрасывая с себя в утиль оковы прошлой бурной ночи, а непаханный горизонт рассвета звал к себе для продолжения всякого рода занимательного промискуитета, не обязательно с блэкджеком и шлюхами, но точно не без презренного группового секса и щекотания за щекой хорошо настроенным индуктором. Впрочем, на сей раз жизнь молодого поджарого гея, отправившегося в очередной вояж в кожаный бар для съема крепких бойлаверов, совершила неожиданный поворот, и он заключил странный и отнюдь не взаимовыгодный договор. Не с Дьяволом, хотя, наверное, с ним было бы намного предпочтительнее.
Феминистический дискурс в карьере французской писательницы и режиссёра Катрин Брейя является в сущности главным художественным аргументом ее творчества и по гамбургскому счёту тотальным оправданием оного, что бы себе не позволяла вконец утратившая чувство меры и вкуса к первой половине нулевых досточтимая авторша, сумевшая резко снизить градус неадекватности лишь после выхода в 2007 году лесбийского софткора "Тайная любовница". Однако даже не в подражании Кристевой, Сиксу или Иригарэй заключается косная суть мировоззрения Брейя, разве что развившаяся вместе с эпическим ЧСВ болезнь постмодернизмом со всеми своими многочисленными кунштюками успешно довела француженку до терминальной стадии феминизма головного мозга с овладевшей всем ее сознанием идеей, что мол все мужики таки козлы, хотя, судя по обширной фильмографии Брейя, в особенности имеющей собственноручную литературную подоснову, бабы дуры тоже рулят.
Пика же радикальный авторский феминизм, умноженный на очевидные в порядке гнусного и грустного возрастания нигилизм, мизантропию и недотрах, достиг в картине 2004 года "Анатомия ада", по-видимому закрывшей для постановщицы окончательно тему гинекологического процесса познания женщины, которая, кажется, и сама толком не знает что хочет, кого хочет, когда хочет и где хочет; но ЧСХ только хочет, и в своем неутомимом голоде все сильнее отходит от канонов какой бы то ни было женственности, пускай и навязанной сверху этими мерзкими мужланами, в ускоренном порядке превращаясь по собственному велению в озверевшее существо с весьма впечатляющими половыми притязаниями, и мало в чем отличаясь на выходе от доморощенных маньяков с ножом в левой руке и резвым младшим братом в правой; излишне детальное внимание сексуальному аспекту, конечно же, говорит о том как слишком по-своему понимает постулаты феминизма Катрин Брейя, и хоть между "Настоящей девчонкой" и "Анатомией ада" был временной пласт почти в двадцать лет, явственного ощущения мировоззренческого авторского роста не замечено - только героини вышли из возраста спелых девственниц, преобразившись в зрелых двинутых тян, для которых любой кун(нилингус) лишь предваряет собой основной шахсей-вахсей с кровью, пытками и поиском глубинного смысла.
Само собой, "Анатомия ада" стала откровенно безнадежно вычурной лентой, в которой сомнительно возвышенная философия без отчетливой пропасти между М и Ж, высказываемая напрямую, хотя и с многозначительно задумчиво-пилоткострадальческим выражением морды лица (хотя в картине сильнее всего страдает как раз таки сантамария главной героини, как и хуанпедро главного героя, успевший где только не погостить и всем угоститься), незабвенно утонула в ярко выраженной форме исключительно физиологического эпатажа, тривиально плывя по поверхности насущной символики, но имея в своем активе пресловутый генитальный арсенал, часто весьма устрашающий за счет бестактной некрасивости и без того порнографических сцен, в которых, впрочем, приятное с полезным поделено на ноль, ибо секс сексом, а изумительно кричащие (не от оргазмического наслаждения) перверсии - по расписанию, и преподнесенные с должной долей авторских наваждения, возбуждения, ублажения - хотя и без зоофилии, некрофилии и прочего протохардкора. В назидание всем тем мужчинам, для которых весь женский род от Евы Адамовны до Кончиты Томасовны воспринимается лишь как вкусная мясная щель с ножками, по Брейя весь род мужской низведен до пресловутого прокачанного агрегата с ускользающей ориентацией и никакущими этическими принципами. Впрочем, на фоне бесспорной лоб(к)овой морали ленты, повторенной чуть ли не дословно за своим литературным первоисточником, представляющем из себя помесь радикального манифеста "я не такая, я в плену" и ядреного потока сознания, подобная акцентация смотрится весьма странно, ибо четырехдневное бдение безымянного гея над не менее безымянной героиней, вместо души обнажившей свой эгегей, не завершается ровным счетом никак, а все возможные ответы на поставленные вопросы оказываются до абсурда ненужными. Картина оказывается концептуально изможденной и вторичной, ее киноязыковой набор распадается на элементы бессвязной гиперреалистичности, раздвигающей разве что ноги, чем сознание, да и то как-то слишком вяло,и не менее беспощадной в своей протоколированности сюрреалистичности, в совокупности не позволяя принять ленту как нечто гармоничное и созидательное, речи о равноправии и достижении понимания не идет даже на периферии, коль внешнее пространство ленты густо залито весьма несвежими выделениями. Брейя демонстрирует хтоническую сущность женщины, и чтобы ее познать - хотя реально ли познать непостижимое?! - наверняка стоит убить в самом себе и вообще Бога.

Удивительно, как в рамках такого занимательного жанра как арт-порно (условного, конечно, но всё же) можно сделать такой скучный фильм.

Ни женофобный гей-мачо Рокко Сиффреди, ни красивая в своей женственности Амира Казар, не способны помочь в поддавлении очередного зевка даже при просмотре достаточно откровенных эротических сцен.

Чтобы изменить своё мнение о фильме на более положительное, то вполне вероятно, что достаточно посмотреть его ещё раз, дабы уловить смысл всех усыпляющих диалогов, но желания это сделать не возникает абсолютно.
И дело не в том, что как-то всё слишком заумно и не интересно, а в кошмарной затёртости такой формы выражения гендерной темы, как словесная полемика между Мужчиной и Женщиной. Учитывая то, что мадемуазель Брейя - дама, то результат спора становится понятным: мужчины всего лишь средство для достижения женского мирового господства. На это указывает и та робость, с которой сексуальный верзила Рокко познаёт свою партнёршу по гендерным исследованиям и нелепость его познавательных действий (хотя засунуть вилы в страдащую от менструации вагину - это, должно быть, по фану), и какой-то вечный синдром жертвы у главной героини, которая разражается монологом о прям-таки прометеевской участи пользоваться гигиеническими тампонами.

Скучно и нелепо.

Фильм "Порнократия" по своему определению может вызвать самые разнообразные и очень противоречивые эмоции - от полного отвращения и неприятия до восторга, граничащего с радостью от познания некоей совершенной тайны. Брейя вскрывает самое сокровенное, что находится внутри женщины. То, что почти никогда не вырывается наружу. То, что практически недоступно пониманию обычного среднестатистического мужчины. То, что отвергает внутри себя почти каждая среднестатистическая женщина. Это сама сущность. Это естество. Другое дело, что каждый из нас по-разному воспринимает как собственное внутреннее мироощущение, так и выплески внутреннего мира другого человека. При помощи главной героини фильма режиссер либо рефлексирует по полной программе, либо препарирует самое себя – женскую душу воедино с женским телом. И выставляет напоказ внешние органы и внутренние переживания. И выворачивает наизнанку женщину со всеми ее потрохами и тараканами. Получается очень откровенно. Но, пожалуй, это зрелище - не для слабонервных и консервативных, не для пуритан и домашних мальчиков и девочек, не для возвышенных романтиков и неполовозрелых пубертатов. Они не смогут оценить эстетику миньета под деревом, ибо увидят в этом лишь пошлость. Они не поймут рассуждений о бритых подмышках, ибо растолкуют их только как очередной повод поглумиться. Им наверняка станет дурно от вида крови, как венозной, так и менструальной. Они смогут разве что ухмыляться, созерцая на крупном плане девичьи губы в сперме или желтоватую слизь вагины на пальцах.… Хотя, местами действительно становится забавно. Например, когда через весь экран проплывает волосатая промежность в красной губной помаде. Или когда героиня просыпается и обнаруживает торчащие из своего влагалища вилы.… Но суть, наверное, все же не в этом. Пожалуй, изучать таким вот образом анатомию женского тела полноценно не получится. «Анатомию ада» (а именно таково второе название этого фильма) познать скорее всего тоже дано не всем. Но все желающие ее познать, несомненно, обретут возможность соприкоснуться с тайной, обнажающей некоторые ключевые моменты ада, который мы лелеем внутри себя самих.

Жаль, что такие прекрасные тела, как у Рокко Сиффреди и Амиры Казар, стали полигоном для неудачных экспериментов "гендерной философии". В знак протеста против этого псевдоинтеллектуального манифеста, создателей которого, похоже, раздувает от собственной значимости, стоит просто на него подрочить.