Фильм

Взлетная полоса

Легендарное, культовое кино, 28 минут, которые потрясли мир. Постапокалипсис. Третья мировая война. Французский аэропорт Орли. Катастрофа, смерть, шум и ярость, небытие. Париж исчезает с лица с земли. Выжившие – в парижских катакомбах. Скай-файный сумрачный пейзаж. Военные опыты. Героя по ряду причин выбирают для экспериментальных путешествий в прошлое и будущее, где он должен получить помощь для людей в настоящем. Очень тяжелое и невыносимое в определенном смысле кино. Это даже не кино, не короткометражка. А 28 минут слайд-шоу, поток фотокарточек, образов, которые видит герой фильма, лежа на кушетке в комнате для опытов, после которых он будет убит. Никаких объяснений, что произошло. Никаких ответов, почему, что и как случилось. И я бы не стал пересматривать этот беспросветный 28-минутный арт-перформанс в свое время поразивший зрителей 1960-х. И советовать бы не стал. Если бы не два «но». Во-первых, я, кажется, впервые в кино встретился с моим собственным пониманием прошлого, восприятием действительности, человеческого сознания, почти целиком состоящего из воспоминаний. Отрывки прошлого есть утраченная жизнь, настоящего как бы не существует, это точка, которая дает корни не в будущее, увы, а в прошлое, в то утраченное время, которого безуспешно в свое время пытался восстановить Пруст.

Грустное, меланхоличное пронзительное кино. Анемичное, безжизненное, не вызывающее традиционных слез. Потому что нет здесь ничего, что могло бы поразить наше воображение. Жизни нет. Прошлое в памяти. Человек обездвижен, и путешествует в красивом мире исчезнувшего Парижа вместе с красивой девушкой мысленно. Его путешествие тоже набор фотографий. Фотографий его и ее счастливых улыбок. Парижского парка развлечений. Ее волос. Ее глаз. Ее сна. Аэропорта Орли с одиноко стоящей молодой девушкой – последний кадр, который видел наш герой, перед тем, как перестал существовать. Почему он еще жив, почему он сидит в этом кресле и видит прошлое и будущее? Какая разница. Он скучает. Он скучает по той женщине, которая видится ему в прошлом, куда его засылают еще и еще раз. Он чувствует тепло рядом с незнакомкой, которая удивленно рассматривает его военный жетон (жетон с войны, которой в ее времени еще не было). Он смотрит, как она спит. Он счастлив быть рядом, не думая о том, что будет завтра, что было вчера. Они оба, кажется, понимают, что существуют только здесь и сейчас – но это ведь на удивление точная метафора любых человеческих взаимоотношений, не говоря, любви.

А во-вторых, знаете, в этом фильме есть кадр... Напоминаю, на всякий случай, он целиком состоит из статичных кадров, фото-образов прошлого, настоящего и будущего – это мир, рабитый на куски, это взорванный мир, Вселенная, разлетевшаяся на фрагменты, на отдельные части мозаики, в хаосе которой кадры с ними двумя – это кадры настоящей или мнимой, но кадры любви, влюбленности, жизни просто так, во имя друг друга, рядом, жизни-как-она-есть... Так вот, в фильме есть кадр, который спрятан в этих пластах фотографий жемчужиной в раковине, его даже можно пропустить, не словить, не заметить, не поймать мигающим взглядом. Кадр, который сводит с ума, может пробить на слезы. Бесчисленная цепочка фотокадров его и девушки, которая, как наш герой знает, должна умереть, детей, которых больше нет, деревьев, которые были сожжены, Парижа, расплавленного и разрушенного. Она смотрит в кадр, она смотрит на него, она отвернулась, она спит, она трогает свои волосы, она улыбается, она задумчиво опускает глаза. И вдруг кадр… он оживает, понимаете! Она просыпается неожиданно, мигает, раз, другой: живой кадр длится пару секунд, быть может, и тут же замораживается фотографиями. И вот эта неизвестная девушка, один из последних образов, увиденных героем перед смертью, кадр, где она смотрит в объектив фотокамеры и хлопает раз-раз ресницами, когда посреди мертвых фотоснимков вдруг является нам кино, короткий метр, маленькая короткометражка с лицом девушки, грустно смотрящей в камеру – она, олицетворяющая саму жизнь, чистое, возможно, придуманное воспоминание – это одно из самых трогательных и пронзительных киновпечатлений последних месяцев. Удивительное элегическое киновоспоминание о девушке, которая проснулась, не успев даже зевнуть, просто удивленно, печально и радостно смотрела на тебя пару секунд. И потом более не существовала.

27-минутный художественный фильм документалиста Криса Маркера о времени, памяти, любви и смерти.
В каком-то смысле это кино о кино. Маркер деконструирует фильм, раскладывая его на последовательность кадров-фотографий, возвращая кино к его фотоистокам. Если обычно в кинематографе приемом является остановка движения, то у Маркера прямо наоборот - лишь в одном из кадров просыпающаяся девушка моргает глазами. С одной стороны, кино у Маркера умерщвляет действительность, расчленяя ее непрерывный поток на дискретные единицы. С другой стороны, этот же прием оживляет реальность на экране, придавая ей документальную точность и моментальность.
Кинематограф в этом смысле работает иначе, чем память: память оживляет прошлое, позволяет заново пережить его, но при этом лишь отдельные дискретные моменты и лишь иллюзорно. Но и кино, и память существуют на этой грани между реальностью и ирреальностью, жизнью и смертью.
Фильм Маркера - это также размышление о времени. Если кино - это последовательность кадров, заданная монтажом, но при этом все кадры уже где-то существуют в одном пространстве, то не является ли таким пространством и время, где все его моменты уже существуют и приводятся в действие только нашей памятью и ожиданиями, скольжением от рождения к смерти и попытками обрести вечную жизнь? Хотя номинально "Взлетная полоса" - это сайфай о путешествиях во времени, реально это скорее философская медитация о времени как вечном настоящем. Для путешествующего во времени героя его прошлое оказывается его же будущим, где его ждет смерть, а чужое настоящее - прошлым его будущего, в котором его любимая женщина уже мертва. В конечном итоге границы между прошлым, настоящим и будущим стираются, и остается только вечное настоящее и движущаяся вечность.
Наконец, фильм Маркера - о любви, побеждающей не только смерть, но и время как таковое. Любовь "не ищет своего, всему верит, всего надеется, все переносит". Во "Взлетной полосе" герой возвращается в прошлое, встречает там женщину и влюбляется в нее. Их встречи происходят спорадически, лишь когда он оказывается в прошлом, являясь ей словно признак. Но они ни о чем не спрашивает и ничему не удивляется, принимая все как есть - принимая то вечное настоящее, которое только и существует. Лишь в одном из моментов то ли прошлого, то ли будущего герой умирает, но в вечном настоящем любви он продолжает жить снова и снова в каждой встрече.
Монтажные переходы встык обозначают у Маркера настоящее. А переход через наплыв отсылает к прошлому. Постепенно эта система означающих меняется на противоположную: прошлое, снятое с обилием света, разными планами и в основном нейтральными ракурсами, постепенно вытесняет мрачное настоящее, снято в темном помещении, в основном крупными планами и нижними ракурсами. И как раз в иллюзорном, но наполненном любовью и смыслом прошлом, единственный раз появляется движение - движение любящих глаз, разумеется. Счастье вытесняет страх, любовь побеждает смерть, память одерживает верх над страданием, а киноискусство - над так называемой реальностью.