Фильм Прощай, самец!

Еще один экзерсис про Жерара и ребенка, по завязке напоминающий предыдущий фильм Феррери "Последняя женщина", но имеющий иную тематическую и идеологическую подоплеку. На этот раз Жерара (Жерар Депардье) живет в комнате в подвале и подрабатывает в каком-то театре помогая ставить постановке одной радикальной феминистической труппе, представительницы которой то переживают, что их никто никогда не унижал, то хором пытаются изнасиловать оглушенного бутылкой Жерара, в результате чего одна из насильниц (Эбигейл Клейтон) в него влюбляется. У Жерара есть еще и престарелый друг Луиджи (Марчелло Мастрояни), который переживает, что его никто не любит, даже за деньги. Вместе они находят заброшенное чучело Кинг Конга в натуральную величину, под которым обнаруживается маленький шимпанзе, тут же становящийся объектом обожания для всех, и этаким замещением ребенка для Жерара, хотя именно Луиджи приходит в голову идея превратить того в человека хотя бы по бумагам. Тем временем, возлюбленная Жерара ждет от него ребенка, но тому до этого никакого дела нет - у него уже есть о ком заботиться.

Возможно один из самых наиболее сложных символически и метафорически фильмов Феррери, который некоторое время особо глубоко свой символизм не прятал и не прикрывал какими-то сложными аллюзиями. Однако здесь некоторые сцены, при всем том, что общий вектор картины направлен примерно из той же изначальной точки, что и многие ленты режиссера этого времени, ставят в когнитивный тупик. За всеми этими музеями восковых фигур и отсылкам к отношениям между индейцами и бледнолицыми определенно есть какой-то более развернутый смысл, чем это кажется изо всех сил на первый взгляд. В результате не только некоторые моменты, но и целые темы кажутся довольно слабо связными между собой. И, учитывая, что сила Марко Феррери никогда не заключалась в умении изящно завуалировать психологически сложную социальную проблему эзоповым языком и любим он за то, что со всем своим безумным подходом может устроить в кадре настоящую буффонаду, злую и беспощадную, подобное заигрывание с позами, лицами и фигурами, которые надо расшифровывать, явно на пользу фильму не идет.

Но в фильме есть Депардье и Мастрояни, представители разных временных слоев в творчестве Феррери, первый из них еще достаточно молод, чтобы играть и выглядеть потрясающе (спасибо, что хоть член себе не отрезает), а второй - достаточно стар, чтобы быть пронзительным и ярким в своем образе. Опять же, некоторые сцены действительно полны смысла пусть и порой очень символического, что втыкает палки в колеса нарративной системе фильма. Да лента буквально пропитана идеями экзистенциализма и если это не отпугивает зрителя, то фильм вполне может прийтись ему по душе. А вот с концовкой, вновь сильной и шокирующей, Феррери впервые умудряется не справиться, излишне затягивая финал, смазывая эффект, к которому поклонники режиссера уже привыкли и ждут от каждого его фильма.

Бля...ко-бабская тема освещена неплохо: танцовщицы балета сразу начинают трахаться с молодым Депардье – как репетиция «пьесы», как наказание… (потом старенькая баба вздыхала о молодом любовнике), а все остальное – какая-то откровенная чушь: свисток, обезьянка – и бессмысленный Мастрояни…