Фильм

Приключение

Приключение. Антониони.
стало грустно после этого фильма, жаль за то, что я не родилась на пол века раньше и не смогла стоя апплодировать этому фильму в кинотеатре.
вот она эстетика кадра, вот она - вычурная красота, вот она - неестественная красивость жизни - то как она и есть, до такой степени, что не оторвать глаз. все-таки черно-белое кино - особенное кино - и почему его больше не снимают?
это кино является «эталоном современного произведения, открытого для бесчисленных интерпретаций» (Умберто Эко)
во она одна глобальная человеческая проблема, проблема реальная, которая действительно существует и имеет место быть. о ней снимаю множество фильмов, есть четкие, честные, есть и не столь четкие и честные фильмы, и делаются эти фильмы по-разному, обращаясь, надавливая на разные струны души, говоря со зрителем на разных языках - но говоря обо дном и том же, Антониони говорит красиво, как художник, как ценитель красоты, на языке новом, на диалоге к которому присмотрелись большинство других стоящих режиссеров, тот же Бергман, тот же Сокуров, Звягинцев (чистая параллель с Антониони!). не знаю что сказать, да и не надо впрочем.
последний кадр, когда Клаудия кладет руку на плечо Сандро - кадр в высшей степени гениален, как струна что оборвалась на скрипке, как завершающий аккорд в конце музыкального произведения Рахманинова (почему-то пришел в голову именно он).

Не всегда человек способен распознать истинную драгоценность. Когда ему в мешочке подают россыпь бриллиантов и стразов, он способен по ошибке отбросить самый ценный камень. Тоже самое случилось и с знаменитым фильмом Микеланджело Антониони «Приключение». В 1960 году Каннское жюри обошло его своим вниманием, что несказанно расстроило амбициозную группу итальянского режиссера, правда на следующий день, как рассказывает Моника Витти в одном из интервью, им принесли телеграмму, в которой стояло множество подписей самых значимых людей в мировой культуре. Они подписались под тем, что видели накануне самый великий фильм в их жизни.

История, рассказанная в «Приключении», простая, в ней нет событий, которые можно было бы трактовать иначе, чем они показаны. Во время морского круиза исчезает молодая девушка — избалованная дочь дипломата Анна (Леа Массари), которая запуталась в отношениях со своим молодым человеком Сандро. Анна, истосковавшаяся и заскучавшая от буржуазного, предопределенного быта, вся в ощущении тоски, и в этой тоске она бесследно пропадает на маленьком острове. Гипотезы многочисленны и одна невероятнее другой. Сандро и лучшая подруга Анны Клаудия (Моника Витти) неутомимо ищут ее, и у них вспыхивает роман, который и представляет собой то самое приключение, выведенное в название фильма.

Антониони считал, что время фильма должно соответствовать реальному, что нужно преодолеть этот предрассудок, что все должно происходить быстро и сжато, ведь в жизни так не бывает. Поэтому поиски Анны на острове занимают целый час экранного времени. Позже они продолжаются на материке. Приключение героев изначально кажется абсурдным и лишенным смысла: куда могла пропасть Анна? Утонула? Покончила с собой? Уплыла с контрабандистами? Сандро и Клаудия фактически бегут от знакомых, осуждающих глаз, убеждая себя, что продолжают поиски, и как позже выясняется, Клаудия и Сандро совсем разные люди. На этом этапе псевдо детектив Антониони превращается в псевдо детектив героев. Истинный вопрос фильма не куда пропала девушка, а способны ли мы понять другого человека, которого считаем близким себе, и из-за него предающим все и вся.

Антониони выбирает средний класс и показывает степень их пресыщенности и фривольности. Здесь есть истинные аристократы, услаждающие себя юными телами семнадцатилетних художников, и те, кто пробился наверх и постепенно приспосабливается к свободному ночному образу жизни. Клаудия, девушка небогатая, смотрится наиболее выигрышно и неиспорченно. Но она идет на поводу своих чувств и постепенно осознает, что мало чем отличается от прочих светских львиц в своих поступках. Видя их, видя себя со стороны, она смертельно боится, что Анна вернется, хотя еще недавно убивалась от горя по поводу ее пропажи, но еще больше она боится, что Сандро поступит с ней так же, как и она сама поступила со своей подругой. Моника Витти, для которой роль Клаудии стала первой в многолетнем сотрудничестве с Микеланджело Антониони, с блеском воплотила на экране эту красивую, мятущуюся женщину, неспособную понять не то, что возлюбленного от застилающих глаза чувств, но и саму себя, со страхом открывающую в своей личности новые, непривлекательные грани.

«Приключение» демонстрирует невероятную проработку и чувство материала и способность создать увлекательный и глубокий сюжет. Его следует посмотреть несколько раз, чтобы в полной мере насладиться каменными пейзажами Италии и игрой Витти, чтобы прочувствовать вкус горькой иронии печального положения героини. И еще раз убедиться как несхожи вечность мужчины и вечность женщины. Именно с «Приключения» началось торжественное шествие сурового интеллектуала Антониони, фильма, прославившего его на весь мир, множество раз цитированного, и по выражению Умберто Эко, являющегося «эталоном современного произведения, открытого для бесчисленных интерпретаций».

Странно, но этот фильм в голове прочно связался со «Временем» Кима Ки Дука. По крайней мере, когда смотрела, думала: надо же, а послания-то схожи.
В обоих фильмах то, что терпеть не могу, проверка любви или испытание чувств. Причем не столько на прочность, сколько на вес (прямо-таки ритуал посмертного взвешивания души). Одно отличие. В фильме Ки Дука пытку подобной проверкой устраивают и проходят герои, режиссер ведет стороннее наблюдение, не перехватывая инициативу, не мозоля глаза оценками. Режиссер «Приключения»– проверяющий контролер и кукловод, холодный, дотошно жестокий, как Карабас, только справедливый, а не гнусный. Герои (Сандро и Клаудия) и не догадываются, что их роман – проверка, испытание, и что тестирует их вовсе не пропавшая подруга (исчезну и посмотрю, как пойдет без меня); что они фигурки в руках умного шахматиста, а не разочарованной женщины с безнадежным приветом.

Анна необходима Антониони в этой истории не как личность – как повод. Потому мотивировки ее состояний, причины ее поступков (почему уходит? убила себя или просто сбежала? в чем суть разногласий с Сандро? и т.д.) не суть важны. Важен, повторю, предлог. Она дала его режиссеру, и он им в полной мере воспользовался, вывернув любовь наизнанку - отчуждением вверх, осветив мощным фонариком непредвзятости ее донышко, показав, что там на самом деле, чтобы мы ужаснулись, чтобы спросили себя, воплем или шепотом спросили: умеем ли любить, знаем ли что это такое… Что это такое! Настоящая любовь.

Но стоп. А есть ли она в фильме? Любовь это? Или Антониони искал дно этой бездны, а нашел крышку и заколотил ее изящными интеллектуальными гвоздиками, не похоронив при этом, а оставив разлагаться в наших головах, сдвинутых набекрень его беспощадным финальным ответом – прикосновением?..
Хм. Похоже, мне стоит обратиться к чему-то попроще.

Итак, Анна исчезает. Сандро и Клаудиа с космической скоростью попадают в сети самой обворожительной ловушки на земле, магнитно-неизбежной ловушки – страсти.
Страсти… которая крадет, ворует, истончает до невесомости душу, совесть, порядочность, верность.
Страсть – всегда воровка. Любовь дарит, а страсть крадет. Вот почему так часто синоним ее – преступление.
Смотрите, разве это неправда?

Так, от века здесь, на земле, до века,
И опять, и вновь
Суждено невинному человеку —
Воровать любовь.

По камням гадать, оступаться в лужи
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сторожа часами — чужого мужа,
Не свою жену.

Счастье впроголодь? у закона в пасти!
Без свечей, печей…
О несчастное городское счастье
Воровских ночей!

У чужих ворот — не идут ли следом? —
Поцелуи красть…
— Так растёт себе под дождём и снегом
Воровская страсть…

Цветаева – все же логик. Видите, как строго, рационально, беспощадно она превращает свой текст в окольцовывающую безвыходностью формулу. Невинность осужденного на любовь (словно сам Рок вменяет ее нам в обязанность). Далее – преступление (воровство чужого). Далее – несчастное, потому что не насыщаемое, потому вечно голодное счастье. Далее – воровская страсть. Всё. Ни невинности, ни любви не осталось. Съедены голодом ее.

Антониони рисует голод страсти как оскудение любви. Поедание любви страстью. Он показывает, что счастье, черпаемое в страсти, вне морали (героиня Витти просто сияет счастьем в объятьях Сандро… или все же сладострастьем?). Вне морали – это за гранью добра и зла, на территории, где все, что мы мнили о себе и мире, сворачивается, схлопывается, теряя привычные очертания. Где только Я и ОН. Адам и Ева до/без рая, до/без Бога, до/без Змея, до/без зло-доброго яблока. Ни опор, ни границ, ни раскаяния, ни предательства, ни стыда, ни расчета, ни доводов против и за…

О, какая ж беспощадная проверка на прочность, какая безжалостная: ее НЕТ, а мы ЕСТЬ. Почему мы должны оглядываться, останавливаться, играть в приличия, выжидая?
Вы осудите их?! Я склоняюсь к тому, что ловушка, в которой они, как на сковородке, поджариваются (им кажется, конечно, что на огне любви), не аморальна, а ВНЕморальна. И тут стоило бы привести парочку цитат из Ницше, наверное, но не буду. Процитирую лучше Сандро – его слабого ученика. Клаудия говорит любовнику о создавшейся «бермудской» ситуации: «Это абсурдно». Он произносит гениальную вещь: «Хорошо, что абсурдно, это значит, иначе мы поступить не можем».

И напоследок о впечатляющей разнице Сандро и Клаудии, которая оборачивается финальным сиамством (ее рука, покоящаяся (или умершая?) на его плече). Режиссер акцентирует несходство откровенными оценками героев: она прекрасна, ею хочется любоваться, он – аморфное пустоглазое существо, погрязшее в доведенном до автоматизма самолюбовании.
Для него ситуация с Анной – неудобная (всего лишь), а ситуация с Клаудией – приятное приключение. (Она: «Мне кажется, что ты мне совсем незнаком». Он: «И ты недовольна? Это же новое приключение!»). Клаудия испытывает стыд по отношении к Анне, поначалу испытывает («я решила, что это она, и захотела спрятаться», «то, что мы делаем, это плохо»), а по отношении к Сандро – любовь (ей искренне так кажется). Она инициирует странный любовный диалог (признание):

Она: Скажи, что любишь меня.
Он: Люблю тебя.
Она: Скажи еще.
Он: Не люблю тебя.
Она: Так мне и надо.
Он: Я сказал неправду. Я люблю тебя.

И не то чтобы да, и не то чтобы нет? Сомнение? Игра? Нежелание смотреть глубоко в отношения, разгадывать их, определять как-то?..
Сандро потом оправдает эти свои ответы, проведя ночь с той, которую не любит и, возможно, даже не знает, как зовут, изменив вслед за Анной и Клаудии. Промискуитет, злодейство прельстителя или что попроще, решайте сами. Но одно эта измена проясняет точно. И это одно касается ГЛАВНОЙ разницы между героями. В ситуации с Анной, вокруг которой топчется сюжет, преступила и предала Клаудия, а не Сандро. Он все время оставался самим собой – ни больше и не меньше («я был искренен с ней, а сейчас я искренен с тобой»). Зато она совершила двойное предательство – переступив и через подругу, и через себя.
Вот почему в финале ее рука, БЕССИЛЬНО утешающая, понимающая, прощающая, на его плече. Вот почему так и не прозвучала пощечина.

Мозгом вроде бы можно понять, что фильм неплохой, а даже, скорее, хороший, но смотреть было мучительно скучно. Такая история у меня случается почти со всеми старыми фильмами. У них тогда кино-мышление просто было совсем другое. Незатейливый любовный сюжет фильма можно пересказать в паре безыскусных предложений, однако длится кино 2 часа. Понятно, конечно, что тут эстетика чёрно-белого кино, лучшие итальянские актёры прошлого века, великий режиссёр – но нет, увольте, это действительно очень скучно.

Жаль тех, кто не понял красоту этого фильма...
Очень жаль, что таких большинство..
Тем, кто умеет думать и чувствовать, советую посмотреть. Остальным - не тратьте время, чтобы потом не оставлять глупых комментариев по поводу акул и внешних данных актеров.