Фильм

Крысолов

Блюз закрытых окон и бесконечно отворяющихся дверей. Влажных туманных рассветов и вечеров, и беспредельного одиночества. Блюз настроения «между», нескончаемого переезда, оставленных полупустых квартир и неуютной пустоты домов, в которые еще не въехали. Музыка тишины бесцельных прогулок, из ниоткуда в никуда, короткими отрезками, кругами. Или еще точнее: автобусного путешествия в неизвестный тебе городок, не к друзьям, знакомым, на море, туристом, а просто так – сошел на станции погулять и нарочно остался. 30-летняя шотландская девушка снимала свой полнометражный дебют - так, этюд, знаете ли, зарисовку в пастельных тонах, чистую музыку, настроение – и нечаянно сняла абсолютно сэлинджеровское кино. Сэлинджеровское не в пошло-сентиментальном надрывном смысле, в каком это обычно понимается. У нее получилось лирическое эссе на минорных аккордах с полуулыбками и маленьким счастьем ниоткуда и не для кого. О том, что всегда между и неуловимо, об эмоциональном разломе, неслышных тектонических сдвигах в душе человеческой, незаметной параболе, когда кривая резко падает вниз, и хотя до вершины рукой подать, пока ты тут, внизу, все кажется иначе. Ни взрывов, ни разбитой посуды, ни драк, ни истошных воплей. Там ты всегда один, и в одиночку совершаешь обязательное восхождение (неважно, столкнули тебя туда, или ты по собственной воле прокатился). Это не чувство потерянности или заброшенности, а случайного или неслучайного выпадения из реальности. Если кому и экранизировать когда-нибудь «Над пропастью во ржи», так это Рамсей. Она одна на моей памяти поймала его ноту, не сломя голову протащив своего героя по накатанной колее, а задержав в точке падения чуть дольше, чем требуется по правилам правильных сюжетов, и изменив угол зрения. Действительно, достаточно было этой остановки, и в фокус как в черную дыру стали падать нужные виды, фразы, необязательные коммуникации и прогулки-касательные к очень простой истории. Как вдруг и с каким восторгом заполняется тогда пустота, сколько всего красивого, самого обычного красивого безо всяких дурацких длинных планов, ненавистных ручных камер и визуальной эстетской акробатики начинает настырно проситься на пленку! Точно красота живая, и являет себя как всегда неожиданно, на первый взгляд, там и тогда, где и когда ее никак не ждешь.

С первых же сцен в голове крутится вихрь ассоциаций – «Кес» Лоуча, «Параноид парк» Ван Сента, «Воспитание чувств» Шерфиг, «Квадрофения» Роддэма…Глазго, лето 1973 года. Мальчик нечаянно убивает другого мальчика. Впрочем, об этом можно вроде как почти сразу забыть. Место и время тоже: в кадре почти нет примет времени, и лет тридать позже и за тридцать до – беднейшие кварталы городов всегда и везде одинаковы. Разве что вот этим как раз летом мусорщики бастуют и отказываются вывозить мешки с улиц. На улицах еще больше воняет, все больше крыс, все больше неуюта – только разве мальчикам раздолье: ловить и бить крыс, копошиться в мусорных пакетах. Все живут в ожидании, все живут «между». Джеймс живет во все пустеющем доме: их соседи один за другим переезжают в новые красивые квартиры, вот-вот и до его семьи дойдет очередь. Пока же он пропадает на улицах. Дома грязь, вечно пьяный отец, который больше любит дочку, а на сына если и смотрит, то исподлобья. Сестренка клевая, но с ней не слишком весело. Старшая сестра куда-то всякий раз ездит на автобусе, за ней не увязаться. А тут еще совесть... Джеймс не настоящий убийца, они просто с другом игрались у грязной городской речки, толкали друг другу в воду, ну вот, он выплыл, а его друг почему-то нет. Никто его, кажется, не видел, лучше забыть это как дурное воспоминание. Но сложно, тяжело. Маме друга в глаза смотреть не получается, тем более, когда она вдруг в слезы… Отец-подонок как назло спасает чуть позже другого мальчика (впрочем, потом выяснится, что это не случайность). В жизни смурного Джеймса есть всего несколько радостей. Еще один друг, который привязывает подарочную белую крысу в воздушному шарику и отпускает на Луну. Местная малолетка-шалава, над которой издевается и которой пользуется местная же шпана, к которой прибился и Джеймс. Но Джеймс с Маргарет Анн находят общий язык – тусуются иногда вместе, купаются в ванной (она много старше его, все очень невинно, мило и смешно), ищут друг у друга вшей, он ее расчесывает. Прибились друг к дружке в грязном море два одиноких кораблика на пару часов, потом вновь разойдутся. И поездка куда-то за город, к новостройкам, где пока никто не живет. Гуляй сколько хочешь и где хочешь. Ложись и принимай ванну из полиэтилена, писай в неподключенный к водопроводу туалет, ходи из комнаты в комнату. Еще там есть окно, незастекленное, а за ним поле ржи – он срочно вылезает через окно и бежит к горизонту…

Настроенческое кино о детях легко снимать, если в кадре романтика и любовь, взросление и сигареты, первые поцелуи и уж тем более первый перепихон. Но у Линн Рамсей ничего этого нет. Есть только вот этот внезапный срыв на дно параболы, невидимый никому, кроме мальчика, которые пытается жить как прежде, но у него не получается. От камешка на воде пошли круги, и они как будто исчезли, но рябь на воде не дает спокойно спать. У Линн Рамсей нет в кадре ни публичного раскаяния, ни ночных слез в подушку, ни голливудских «все понял-всем сказал-все простили». Есть точка, момент, в который мальчика выбросило на обочину времени, и он никак не может прийти в себя и вернуться к людям. Саундтреком в «Крысолову» идеально подошел бы ранний Леонард Коэн и The Smiths и Portishead. Это необыкновенно взрослое мощное кино, гораздо более взрослое, чем иные драмы с взрослыми героями. Меланхолия предрассветной прострации, утренний холод и неприкаянность так идут герою, что детские улыбки, смех, игры и детское же ничегонеделание только зловеще и безжалостнее бьют с экрана. Нарочно или нет, но у Рамсей есть и рожь (или пшеница, не суть), и ловец во ржи, и «потерянный» мальчик, и любимая его сестренка, и «игрушечный», непонятный пока секс. Нет только иронии, едких замечаний, бунта, ненависти и вот этого вот «трудного возраста» и «момента взросления», которое любят воровать у Сэлинджера. У Рамсей преимущественно молчание в кадре, как и в другом ее фильме «Морверн Каллар», ее Джеймс за фильм немного скажет и немного даст вам о себе понять. Не расскажет, как тяжело ему нести, простите, груз совести, и никому об этом не говорить, терпеть отца, и скучать на улицах. Не скажет, как любит Маргарет Анн или сестру. Он пару раз улыбнется, но вот уж так улыбнется, что хоть стой, хоть падай – а лучше плачь. И сестренка, с которой они вечно собачились, ответит ему улыбкой. Его улыбка и поле ржи – последнее, что попадет в фокус камеры, последнее, что увидят зрители и что запомнят надолго. Сразу же, разумеется, постараясь понять, какой там из финальных кадров правильный, а какой «а что было бы, если бы». Еще останется свежесть утра, очки в реке, крыса на воздушном шарике, танцы с мамой под Эдди Кокрана, поездка в автобусе, шотландский акцент, дождь и высокое небо, запотевшие стекла, и двое в ванной и мальчик у закрытой на замок двери в пустом доме, мальчик, прижимающий лицо свое к закрытому окно новенькой квартиры в новостройке, мальчик один на улице, мальчик один на диване одетый и его младшая заплаканная сестренка, услышавшая как он пришел и легшая рядом с ним спать обняв со словами «Где ты был?» Он был летом 1973 года на грязных улицах Глазго, и это были самые одинокие и прекрасные улицы в жизни Джеймса. Потом, скорее всего, его просто больше не было.

Шотландия, Глазго, считай самое дно местного общества – семья мелкого Джимми. Мать – добрая, но позволяет своему мужу чуть больше, чем нужно было бы. Тот, как водится, пьет и при случае дерется, хотя, надо отдать должное, больше на улице и баре, но и в доме тоже. Сам Джеймс шатается по грязным городским улицам, еще более грязным из-за забастовки мусорщиков, вместо того, чтобы учить уроки или чем он там должен заниматься. Иногда общается с местными хулиганами, которые вроде и спуска никому не дают, но и без особой надобности жестокость не проявляют. В друзьях у Джеймса числятся также довольно слабая на передок девочка постарше, в которую он мог бы быть влюблен, и странный, прямо-таки чудаковатый паренек Кенни, который мог бы быть его другом. Однако в начале фильма Джеймс становится причиной смерти одного из своих друзей и вся и без того небогатая его жизнь накреняется под опасным углом. А где-то там, далеко, за красивым лугом и яркими облаками, строится новый дом, чистый, блестящий, с иголочки. Вот и остается, хоть краешком глаза, хоть в окно посмотреть, как она там, совсем другая жизнь чужого счастливого будущего.

Полнометражный дебют главной женщины в современном британском кино. Дебют яркий и сочный не только по драматургии – сам киноязык, который с одной стороны повлияет на становление более современных британских авторов, в том числе, например, Андреа Арнольд, а с другой – наследует более ранним урбанистической поэзии реализма Билла Дугласа и Терренса Дэйвиса. Впрочем, работа Рэмзи интересна и сама по себе, будучи нестандартно для жанра социального реализма психологична и сосредоточена на глубине человеческих, а не общественных, переживаний, выставляя общий уровень жизни данного слоя общества в качестве декорации для более интимных событий отдельного человека, которого даже репрезентативных представителем назвать-то получится с трудом – вся драматургия фильма построена как раз на его отличиях, а не общих чертах.

Необычность жанровая вторит необычности стилистической. Интересные и нестандартные вступительные кадры, решение привлечь первым делом внимание зрителя к герою, которого на самом деле на экране будет мало и к тому, который и вовсе довольно быстро погибнет, построение необходимой атмосферы и настроения за счет скрупулезного и терпеливого наблюдения, вместо каких-то шоковых и отталкивающих сцен. Фильм вообще, при общем довольно серьезном и местами жестком материале, довольно меланхоличен и лиричен, что делает повествование скорее более поэтичным, ущемляя интересы документальности. Актеры выбраны для фильма непримельканные, что уже, впрочем, как раз довольно характерно для подобного формата кинематографического творчества. Все в совокупности напоминает, конечно, наследие итальянского неореализма, но с невероятно талантливыми и интересными визуальными решениями. А уж насколько важна работа, да и появление такого нового, молодого и сразу зрелого режиссера для кинематографии Шотландии и передать невозможно.