Выставка

Татьяна Кроль

Татьяна Кроль фотографирует плоды нашей цивилизации. Ей интересны города и автомобили, её волнует технология и урбанистическая среда обитания. В последние годы она снимает летательные аппараты и создает целую выставку из «портретов» советской авиатехники. Но не тех первых машин, которые восхищали первых комсомольцев, и не тех, которые поднимались в небо Великой Отечественной войны, а поздних и последних образцов советской реактивной техники. Обширная сюита фотографий под названием «ВВС. Подъемная сила» воспроизводит творения Сухого, Миля и прочих авиаконструкторов эпохи заката.
Эти каплевидные фюзеляжи и копьевидные носы отсылают нас к давнишней истории человечества. Военная техника разных времен создавалась вовсе не для удовлетворения эстетических запросов. Чаще всего эти изделия предназначены для войны, для уничтожения братьев по разуму и врагов по всему остальному (gо языку, по культуре, по идеям и убеждениям.) Частный случай этого правила – технологии охоты и рыболовства, то есть создание орудий пленения и убийства других живых существ. Разница в том, что одним нужно уничтожать людей, другим – добывать себе на потребу какую-нибудь живность, от утки до кита или мамонта. Аэро- и гидродинамическое совершенство и убедительная пластика боевого тела (тела греческой галеры, эскимосского каяка и новейшей подводной лодки) – всё это для войны. Они прекрасны, как и дротики, и мечи, копья, булавы, боевые шлемы Древности и Средневековья. Они совершенны. Иначе говоря, в них запечатлена Истина и Красота, высшие эстетические ценности. Это странная Истина и странная Красота, двусмысленные сверхценности антропной цивилизации, умеющей прикасаться к ним либо в акте религиозной веры, либо в акте уничтожения других людей. Странным образом смерть связана с истиной и красотой.
Первый слой смыслов в этих щемящих портретах самолетов-ветеранов считывается вполне отчетливо: Власть, Мощь и Истина нагляднейшим образом соединены со своей противоположностью. Есть и другие парадоксы. Например, гендерная амбивалентность.
Таня Кроль – художник бурного темперамента, она наделена жизненной силой двойной концентрации. И ей надо было найти такие предметы для фотографирования, которые были бы воплощением мужской силы (чтобы не сказать свирепости) и женской пластики (чтобы не сказать соблазнительности). Поодиночке мужчина и женщина не настолько интересны, чтобы захватить внимание художника. Татьяне нужны такие модели или объекты, в которых мужчина и женщина видели бы себя вместе, в едином теле, подобном тому гермафродиту, которого Платон считал первым человеком, рожденным самой природой ещё до того, как мы разделились на женский род и род мужской. Самолет и есть такой гермафродит. Мощный и неумолимый, как гигантская стрела гигантского арбалета. Но изящный по обводам и по-женски грациозный. Нечто среднее между суперменом Шварценеггером и роскошной Рене Зельвегер в её лучшие годы.
Татьяна Кроль явилась на поминки, в разгаре этого величавого распада и полной гибели богов. Зрелище почти вагнеровское. Прозаические и скучноватые постройки для состоятельных сограждан, возведенные по мановению уже полумифического Лужкова ради пополнения чьих-то счетов, возвышаются на заднем плане и насмешливо поджимают сухие губы. Не будет в фоне пылающих вулканов, падающих на планету астероидов и вселенских катастроф. Главная катастрофа, большая супервойна ради невозможной планетарной суперпобеды, не состоялась. Никому не проиграли, но без боя сошли с небес.
Чаще всего прекрасные покойники-гермафродиты в фотографиях Тани Кроль обращены к нам анфас. Мы смотрим на них так, как смотрели бы издалека реальные противники тех времен, чужие пилоты чужих «Иглов» и «Старфайтеров». Прижатые к неухоженной земле на сегодняшних задворках Москвы, небесные бойцы вчерашнего дня горделиво и безнадежно вспоминают о том, что лобовая атака ломает слабаков – а мы не слабаки. Или это непроизвольная ирония фотохудожника? Боеспособность самого дорогого металлолома в мире уже нулевая. Не только их бока обшарпаны и расхристаны, даже сами фотографии успели обветшать. Не до полетов нынче. Разверстые воздухозаборники мощнейших реактивных двигателей превращаются в кричащие рты. Не дай Бог видеть их под дождем, когда небесные слёзы стекают по остаткам остекленных кабин и заливаются в воющие пасти. Как раненых зверей, их было бы лучше пристрелить и не мучить более.
История невозмутимо шествует далее по нашим головам, а ноющие боли уже приобретают классическое художественное качество. Может быть, любить эти самолеты следует именно за то, что, в частности, благодаря им все-таки не было настоящей большой войны? Разглядывая их берущие за душу портреты, хочется их за что-то поблагодарить и перед ними за что-то просить прощения. И за что, не совсем ясно.

(с) Александр Якимович