Выставка

Владимир Яшке

В митьковском пантеоне у Владимира Евгеньевича особое место. Митьковская мифология гласит, что «дедушка Яшке» попал на митьковский олимп благодаря именно заслугам в живописи; мифология, конечно, помнит и другие истории про дедушку, что связаны с другими, не менее известными формами митьковской активности и проявлениями митьковского духа — но во всем этом другом преуспевать мог еще много кто. А вот яркие картины Яшке на фоне порой нарочито худосочной и простоватой митьковой живописи выглядят словно лукуллов пир на фоне меню аскета. Одной из важных категорий митьковской эстетики вообще является гипертрофированность, чрезмерность — и хотя любой из митьков-олимпийцев способен рвануть на груди тельняшку и выступить живописцем nec plus ultra, картинщиком одновременно чувствительно-тонким и рассудительно-концептуальным, но из всех только дедушка Яшке эту пышную чрезмерность (легендированную южными корнями севастопольского студента 1950-х) сделал практически сюжетом своих картин. Так, дедушкин образец вечной женственности, инкарнация Венеры Пандемос по имени Зинаида Морковкина, полнокровная рыжая бестия, мечта поэтов и моряков, — это, конечно, черт знает что, но желанна она непередаваемо. Как и весь «Персональный рай» Яшке, залитый солнцем, на пике ах-восторга по поводу самых банальных впечатлений жизни, но жизни настоящего жуира и бонвивана, ценителя пусть быстротечного и мелкоформатного, зато доступного в любой момент счастья бытия.