Выставка

Бал в Дворянском собрании 1913 года. Картина и эскизы Дмитрия Кардовского

О Кардовском хорошо и прямо сказал Николай Радлов, Кардовского ученик: «Он не учил ни творчеству, ни вдохновению, ни Искусству с большой буквы». Кардовский «ставил» рисунок. Да так ставил, что Кардовскому много обязан русский неоклассицизм 1910-х — Шухаев и Яковлев; также школу Кардовского прошли и первые лица советского, сталинского искусства, Ефанов и Шмаринов, — то есть тоже неоклассицизм, пусть и особого рода. «Строгий и сухой рисунок», по выражению того же Радлова, — рисунок, щеголяющий академической выучкой и знакомством с французским Ренессансом, прельщал многих; Кардовского любили и чтили. Репинский ученик, — кстати, юрист по первому образованию, как Врубель или Кандинский, — он успел поучиться еще у репинского учителя, легендарного Чистякова; а преподавать начал фактически при Репине — когда мэтр устал от студенческих посиделок с танцами вместо учебы и начал обходиться в общении с учениками записками с заданиями, что передавал через старосту своей мастерской, Кардовского. «Таланту мы не научим, а создавать профессионала-художника мы должны» — лозунг Кардовского времен работы во ВХУТЕМАСе работал и работал; профессионалом он и сам был вполне, хоть больше и по педагогической, а не творческой части; «сам не можешь, учи других» — и как художник он не особо, в общем-то, состоялся. Поболее многих, но все-таки. Время от времени он брался за какой-нибудь opus magnum, что-нибудь, что потянуло бы на «большую картину» — но «большая картина» у большого учителя Кардовского так ни разу и не случилась. Более того, в многофигурных историко-революционных композициях, «На Сенатской площади» или «Выстрел Каракозова», шикарность академического рисунка пропадала, так что на первый план выходил другой талант Кардовского, Кардовского-иллюстратора, — что для формата картины, впрочем, все равно было не то. «Бал в Петербургском Дворянском собрании 23 февраля 2013 года», эскиз незаконченного масштабного полотна плюс 47 портретных набросков к нему, — своеобразная реминисценция репинского «Заседания Государственного совета» (с неизменно прилагающейся серией знаменитых эскизов) и, одновременно, придворных сцен изящного Михая Зичи. Как и с прочими крупноформатными картинами, ничего у Кардовского, по итогу, не вышло — впрочем, было вполне уважительное оправдание: война, революция; а дальше кому они нужны были, эти балы? (Портретные этюды к эрмитажному эскизу предоставлены внуком Кардовского, ученым-физиологом Николаем Петровичем Веселкиным).