Выставка

Евгений Монахов

Живописные портреты российского художника Евгения Монахова принадлежат современной общеевропейской тенденции реализма, если быть точнее в терминологии и учесть неоднократность возвращения к этому извечному истоку всех других стилей – то к нео-нео-реализму. Нынешняя культура, в достаточной степени насытившись концептуализмом в разных его формах, вновь обращается к живительной натуре. Как будто после ошеломительного, фантастического сна часть человеческого сознания пробуждается и пытается заново увидеть мир вокруг себя, оценить его с инструментами своих новых знаний открытого со всех сторон мира, используя призму невиданной прежде свободы мысли и дозволенности чувств, в общем, со всеми трофеями XX-XXI вв.
Так что нового в этом витке неореализма, вокруг которого закручена и живопись Евгения? В отличие от реализма начала и середины XX века, живопись Жени не связана с критическими или социальными суждениями, с детективными смыслами или эмоциональными интригами: картины непредвзяты в выборе сюжетов и передают простые чувственные рефлексы. Если бы работы увидел философ, то сказал бы, что это «чистый эмпиризм»! Самому художнику нравятся слова одного из героев Дж. Лондона, индейца Ситки Чарли: "Ты увидел что-то без начала и конца. Ничего не происходило. А все-таки ты видел кусочек жизни. И вспомнишь его потом. У тебя в памяти осталась картина".
Автор не скрывает своего мужского восхищения красотой женщины и любви к классическому мотиву нагого или полунагого тела, которое он пишет с мощной витальностью и изысканным эротизмом. Сколько завидного внимания к психологическим нюансам женских настроений и состояний, которые кажутся универсальными: это беспечная чистота девушки-невесты («Девушка с воздушными шарами», «Вечная история»), глубокая страсть женщины («Золотая обнаженная»), уверенность опытной обольстительницы («Любительница Бердсли», «Жажда»), забота будущей мамы («Песня для сына»), вкус внимательной модницы («Примерка»), ум популярного блогера («Девушка-нарцисс»), сонная скованность («Лунный свет», «Спящая»), разбуженный танцами инстинкт («Бойцовые рыбки», «Танго»). Искреннее, молодое и непредвзятое жизнелюбие художника льется через край. Его кисть абсолютно раскованна, она мажорно использует эффект «мокрых мазков», создавая мерцающую световоздушную среду в разных цветовых тональностях – такими навыками может похвастать не каждый именующийся мастером живописи. Самым любимым колоритом остается красный с мельчайшими ультразвуками оттенков, которые производят впечатление затягивающего, вулканического омута с бездной живых чувств. В качестве антитезы выступают портреты в сдержанной холодновато-серебристой гамме. Латиноамериканские мотивы со страстным темпераментом персонажей («Красное. Девушка с пластинкой», серия с танцами) противопоставляются игре в английскую сдержанность («Играя в англичанку», «Тише»). «Птички» - одна из программных картин Евгения. Для простого сюжета в духе бидермейера послужила обратная сторона аристократического образа жизни, которая может позволить себе роскошь прислуги. В легком кухонном разговоре девушек перемешиваются бытовые хлопоты и мечты о весенней свободе. Эта незамысловатая фабула усиливается параллельным мотивом канарейки в клетке и порхающих за окном пташек, о которых напоминают крылатые завязки от передничков.
В искусстве Евгения можно найти множество аллюзий на классическое искусство: угадываются переклички с Северным и Итальянским Возрождением, испанской и голландской живописью XVII века, импрессионистами. Фотографическое искусство с произвольной фрагментацией кадров и четкостью своей идеальной памяти («Искусство фотографии»), кинематограф с ошеломительными ракурсами и перспективами, несомненно, внесли свою лепту в живопись Евгения Монахова. Несколько персонажей, которые очень напоминают популярных американских актеров, как бы случайно вплетаются в канву его живописных притч. Фото и кино помогли утвердить композиционные приемы и пластические решения. Настроения, близкие джазовой музыке и голливудскому золотому веку, вызвали к жизни особенный, легкий лиризм персонажей, безотносительную философию их бытия (серия «Короткие встречи», «Пианистка»). Живопись Евгения говорит о том измерении, в котором нет безответных тупиков и религиозных дискурсов: есть просто всепобеждающее и успокаивающее течение жизни.
Возвращаясь к началу статьи и заканчивая ее, вернусь к мысли о том, что
мир, по сути своей, остается все еще расколотым на две половинки с пресловутым разделением на сознательное и бессознательное, что для искусства значит предметное и абстрактное, реалистическое и концептуальное. Обе эти половинки целиком зависят друг от друга, даже когда противостоят. Череда последних официальных выставок в Москве заставила переосмыслить взаимоотношения разных направлений и значения общепринятых терминов, таких, например, как салон. Его современными фаворитами стали абстрактно-депрессивные опусы, а картины Евгения Монахова уходят своими корнями в салон классической эпохи, в живопись В. Серова и К. Коровина. Художественный мир Евгения Монахова состоит из идеальных личностей с разной творческой начинкой; все они красивы, молоды, успешны и по-своему элитарны. Это сильный комплимент нашей действительности, принять который может только столь же мужественно настроенный человек, как и сам Евгений!