Выставка

Устюгов. Я — художник

Про сумасшествие Устюгова байка есть, будто когда Устюгов в очередной раз приступал к творческому самосожжению, соседи больше не волновались. Напротив, абсолютно спокойно вызывали психовозку, едва замечали очередное складирование картин и тетрадей, с уже понятным, предсказуемым результатом. Пока приезжали санитары, правда, успевал погибнуть в огне очередной этап творчества Геннадия Афанасьевича Устюгова — что и отмечали съезжавшиеся впоследствии на место аутодафе почитатели и коллекционеры: те, кому, может быть, вчера еще культовый «русский Матисс» обещал дать эту-вот-самую картину. Что, с другой стороны, по-своему гарантировало — в том числе и коллекционерам, после рецидива и возвращения Геннадия Афанасьевича из дома скорби, — начало нового, очередного этапа.

Кажется, это единственное, где пресловутое сумасшествие Устюгова — повод для куда более интересных баек — по-настоящему сказалось на его творчестве. Впрочем, да и не на творчестве ведь, только на продукции — и на том еще, что нам об Устюгове вообще известно. Из-за подобных его выходок мы, например, мало что знаем об Устюгове 60-х, до появления на знаменитых «газаневских» выставках Устюгов в 70-е интересовал мало кого. И подобные вышеописанной акции мог творить — и творил, волнуя разве что соседей. Что же касается Устюгова, каким можно увидеть его сейчас, фирменная устюговская шизофрения (ну или что там у него еще) привидится едва ли — и то это надо постараться видеть всякий раз у Устюгова не новую вещь, а вариацию одного из излюбленных сюжетов; вариацию, связанную в основном с цветовой трактовкой, — чтобы забеспокоиться: а правда нормально чувствовал себя автор, пока работал этим красным? Или оставлял здесь вот это белое, незакрашенное? Выставка из частных коллекций в К Gallery тут в подмогу: эволюцию и смену этапов в творчестве Геннадия Афанасьевича Устюгова рассмотреть еще как можно; и что, ничего разэдакого. Несложные и понятные символы, которыми оперирует и наивный художник: женщина, скрипка, лодка (иногда под парусом), цветок, дом, дерево; то же в стихах находим у Геннадия Афанасьевича — город, лес, Бог, женщина и т.д. Картины его экономны и просты, как и его стихи под дальневосточную философическую лирику — некоторые так прямо похожи или имитируют хокку, а некоторые нет — и кажутся недописанными: не потому, что мало написано, а потому, что это он, он сам, не стал заканчивать, развивать — а просто оборвал текст, вроде как прерывал себя неоднократно и ставил-таки точку, устраивая гекатомбу на глазах у соседей.