Выставка

Мурад Гаухман-S

Пользуясь словами самого Мурада Марксэновича из его «Текстов Зверов», произведения Гаухмана-Свердлова — это как «предметы неясного предназначения». То есть предназначение, с первого взгляда понятно, есть — но вот какое? Быть алтарем неведомого культа? Пугать взрослых? Являть собой еще одну мутацию на пути превращения картины в объект — когда картина больше не желает изображать, казаться, но желает убедительно быть — и потому прет в третье измерение, нагнетая даже не зрительные, а тактильные ассоциации, весьма неприятные и отвратительные: для большей убедительности? (На некоторые порой посмотришь — кажется, только запаха им не хватает, а так все-все есть, и звона летающих вокруг мух.) По поводу культа: можно и так посмотреть. Черти и боги Гаухмана требуют плоти и крови — и получают ее с избытком; получается что-то вроде Германа Нитча, только на плоскости, без труппы и театральных жестов, наедине с собой и крепко поддамши — что в народе и называется «до чертиков»; вот оно, визионерство… Что же касается попугать — вещи Гаухмана и эту функцию исполняют неплохо; философ Секацкий, часто пишущий Гаухману предисловия к каталогам и буклетам выставок, пользуется термином «инфернореализм», признавая важность для эстетики Гаухмана критериев парадоксально прельстительного «отталкивающего» и «злого» — кровь потоками, кишки наружу, пузырятся непонятные, но на вид малоприятные полуабстрактные-полуреальные фактуры… Так что, получается, и в смысле превращения картины в объект — да, Гаухман преуспел.