Выставка

Владислав Микоша

После недавней выставки дореволюционных цветных автохромов ялтинского дворянина Петра Веденисова, которые вошли в собственное собрание МАММ, музей показывает еще один увлекательный эпизод из истории фототехники: и снова он связан с цветом. Но если в случае с Веденисовым история про цвет, неожиданно окрасивший чисто любительские образы из как будто бы черно-­белой эпохи, была сугубо культурологической — рука любителя все же не рука художника, — то цветные снимки Владислава Микоши представляют интерес на пересечении истории фототехники и искусства.

Кинооператор и фотограф, профессиональный документалист, спецкор ­«Известий» и «Правды», Микоша снимал эпоху оптимизма долго, с 1930-х до 1970-х, и делал это со всех углов — челюскинцы, спортивные парады, советский Крым, потом — война, победа, «оттепель». Все эти образы советского прошлого перешли к нам по наследству из воспоминаний родителей, бабушек и де­душек, воспоминаний, сформировавших бессознательное представление об эпо­хе, которое по умолчанию — черно-белое, если не считать до неузнаваемости загримированные ретушерами яства в сталинской «Книге о вкусной и здоровой пище», которые, впрочем, никогда не казались настоящими. Микоша же начал снимать в цвете одним из первых и одним из немногих не бросил это занятие, требовавшее тогда — возможности и материалы для цветной печати и съемки появились в СССР в 1938 году — больших усилий и преодоления массы технических сложностей. Этим сложностям (технология съемки и печати, которую он использовал, называлась «цветной карбро-процесс») мы обязаны внезапным чудом расцвечивания родительских воспоминаний, которые раньше казались бесповоротно монохромными и поэтому — далекими. Снимки Микоши вдруг открывают нам глаза на то, как нежен был персиковый загар на лицах пионеров в белых панамах, как глянцевито и маняще выглядели игрушки на полках в «Детском мире», в конце концов — какими красными были знамена на Первомай, то самое счастливое детство родителей, которое больше не выглядит опосредованным документальной отстраненностью хроники и наконец-то становится не каким-то мифическим, а совершенно достоверным.