Выставка

Графика Петра Митурича

Уголь, тушь, карандаш, белила — разнообразие черного в необыкновенно разных штрихах: черное может быть гораздо более пестрым, чем цвет. Биография Митурича в общих чертах обычно представляется как биография реалиста (плоское слово, которым никак не описать связь настоящего графика с жизнью), внутри которой пульсирует авангардная, хлебниковско-татлинская сердцевина. Но даже если это беспредметная конфигурация завитушек и заумь, скажем, как в обложке к поэме Хлебникова «Зангези», — штрих не витает абстрактно, а обладает большой конкретностью записи, не превращаясь никогда ни в пустопорожнюю виньетку, ни в надмирный супремус.

Митурич не мог утратить связи с натурой. И он не стал последовательным авангардистом-радикалом, не отдался окончательно импульсу тотального обобщения, поскольку рисовал слишком блестяще и остро, чтобы бесповоротно забыть и отбросить ту точность, с которой жесткое пересечение угольных штрихов в рисунке деревенского плетня или свободная путаница линий в женских волосах могут вкратце передать содержание огромного события — события образа. Получилось так, что главным ядром его художественной жизни оказалась, как сейчас бы сказали, коллаборация с «председателем земного шара» Велимиром Хлебниковым, и загадочная история смерти «председателя» в деревне Санталово, вылившаяся в «санталовский цикл», видится спустя время важнейшим графи­ческим достижением Митурича. Смерть, в отличие от всего предыдущего, оказалась очень конкретной и совершенно не заумной. «Круг возможностей приюта и питания сужается с каждым днем». Хлебников умирает от лихорадки в избе. Помимо знаменитейших, сухих и почти академичных рисунков поэта на смертном одре (один с подписью: последнее слово портретируемого — «Да») известна копия листа — возможно, дневниковой страницы, — где кистью нарисован закрытый гроб, на нем начертан титул покойного, «Первый председатель земного шара». Вероятно, такую же надпись Митурич сделал на гробе в действительности. Еще одна графическая подробность: воспоминание о черной вороне, которая пыталась клювом пробить стекло в окне избы. Черной тушью, углем, карандашом, белилами Митурич делал записи любого, самого глобального содержания.