Выставка

Генри Мур (Великобритания)

«Знаменитые дыры Мура… стали основой его стиля и индивидуальности. Люди смотрят мир сквозь них. Каждый может подобрать себе по размеру печаль и судьбу», — смешно, конечно, немного; в другом месте у Андрея Вознесенского «краснощекий английский ваятель» носится «по биллиардному сукну своих подстриженных газонов» — речь, понятно, о поместье в Хартфордшире, чьи газоны Мур почитал лучшей средой для своей скульптуры, а пейзажи — лучшим, что только можно усмотреть сквозь притягивающий внимание проем-дыру, воронку, засасывающую взгляд, обещающую нечто потустороннее за гладкостью бронзовых выпуклостей; налитые выпуклости напоминают то формы Арпа, то расчлененку сюрреалистических пляжниц Пикассо, то обсосанные мослы и гальку, которые хозяин собирал в мастерской — вдохновляться органическими формами, а то и прямо позы возлежащих на фронтонах Парфенона. В поместье сейчас базируется Фонд Генри Мура, люди смотрят на «мир» с апреля по октябрь в ходе групповой экскурсии; за отдельную плату людей пускают в дом и мастерскую. Дыры, проделанные в тамошнем пейзаже эрмитажными гастролями, надо думать, не испортят впечатление; да их и немного. Главное в выставке, собственно, не скульптура — в те годы Мур скульптурой вообще не занимался; девять скульптур — две пораньше и семь попозже; четыре покрупнее, для пейзажа, и пять поменьше, в интерьер, — это явно как довесок: не разочаровывать; ведь Мур — это такой скульптор, да? Да, но не только. Над 78 листами, изображающими лондонские бомбоубежища в метро, Мур работал в конце 1940-го — начале 1941-го, в момент ожесточенных бомбардировок английских городов гитлеровской авиацией. У него самого пострадала квартира, и все же не по своей воле спускался он в душный ад чуть не ежедневно — был почетный и ответственный заказ. А заказывал сам сэр Кеннет Кларк, директор лондонской Национальной галереи и по совместительству в то время — глава Совещательного комитета военных художников, министерства военной пропаганды по делам изо. Мур поначалу думал отказаться — ну что он, сюрреалист, может сделать среди реального ужаса, ему ведь иносказание полагается как инструмент, символ, — но подумал и согласился. И не прогадал. Коротко говоря, службу родине оценили; модернист — до тех пор отнюдь не маргинал, но и не первый ряд, — вскоре был объявлен английским классиком, с выступлениями на Венецианской биеннале в британском павильоне и т.д.; а главное — стало хватать на монументальную бронзу (до войны — только дерево и камень). Он переехал в поместье и больше в город не возвращался; постепенно расширяя границы владений, убирал с полей гальку и чьи-то кости, лепил, отливал и строил известный ныне скульптурный парк Генри Мура — адекватнейшее место, где только и стоит видеть знаменитого на весь мир Генри Мура. Лепящиеся друг к другу фигуры возлежащих в углах кошмарной угольной тьмы подземелья и черные дыры тоннелей метро вспоминал с благодарностью — «без войны, я думаю, был бы более бесчувственным и безответственным человеком, игнорировал бы все это и продолжал работать как прежде».