Выставка

Космос Юрия Злотникова

Когда Русский музей издавал двухтомную «Абстракцию в России. ХХ век», на суперобложке первого тома был Кандинский, а на втором Злотников — как раз место Юрия Савельевича в истории русского модернизма: именно что в начале второго тома. Злотниковский «Счетчик Гейгера» практически открывает послевоенный период этой истории — которая, казалось, была на­мертво прекращена в 1930-е; Кандинский — и Злотников, Злотникову должно было польстить такое сопоставление, тем более что это любимый его Кандинский. Да и есть сходство в органичности постепенного распредмечивания фи­гуратива, происходившего с живописью у них обоих, но с разницей в полвека — как с пейзажами Кандинского конца 1900-х, которые в начале 1910-х станут «композициями» и «импровизациями», так и у Злотникова нетрудно заметить реминисценции московских уличных зарисовок 1950-х, разных сценок в метро и т.д., в абстракциях начала 1960-х: будто человеческую массу, потерявшую контуры отдельных своих элементов, подгребают уже совсем абстрактные веник с совком, что раньше были улицей или эскалатором, а теперь — словно карта военных действий, где силовые линии ударов и контрударов игнорируют кучкующуюся массу экспрессивных козявок; эти кучки только что не обводят красным либо синим овалом, как на оной карте, и не перечеркивают крест-накрест… Тут, верно, кто-то успел подумать, что «космос» в заголовке — рекламный трюк в юбилейную весну? Ничего подобного, здесь момент биографии: в конце 1950-х дизайнер ВДНХ занимался дизайном в том числе и помещений звездолета — рациональное устройство чего бы то ни было, интерьера, идеологии или частной жизни, с тех пор пунктик Злотникова; самые известные его вещи, серия «Сигнальные системы» в тыщу примерно листов, где только разноцветные кружочки, пятнышки, линии располагаются по листу (своего рода психофизиологический тест, исследование восприятия и зрительских реакций; Злотников работал над этой серией, параллельно проверяя результаты на кардиограмме), напоминают не то таблицы для проверки зрения, не то именно что пульт управления каким-то полетом — комплект разноцветных кнопочек, куда нужно жать для извлечения эффекта. И не сказать притом, что эффект — эмоция; Злотников все-таки ра­ционалист сугубый; нет, это еще не эмоция, это до эмоции, тут только «увидел-опознал»; дальнейшее — вопрос адекватной работы присосок на твоем лбу, передающих какие-то импульсы из темноты черепной коробки. А разные эмоционально-чувственные цирлих-манирлих — это пустое; «Сигнальные системы» лишены какой бы то ни было литературности и ассоциативности, что могли бы отвлечь чистое восприятие в сторону кухонного трепа ни о чем; зритель уже, верно, понимает, что Юрий Савельевич кроме всего пользуется еще и славой невыносимого в личном общении человека. И главное — он всегда оказывается прав. Не сказать: «по-своему прав»; нет, прав как-то абсолютно. Его искусство, как и его суждения об искусстве, лишены восторженного придыхания и даже примеси мистического, часто фальшивого, восторга. То есть абстракция — это весьма конкретная вещь; как Злотников говорит, рентген для интеллектуальных способностей, вернее — способностей не включать интеллект, где не след; проверка на вшивость.