Выставка

Художники русского зарубежья. Марианна Веревкина

Веревкина лет пятнадцать назад обещала стать событием — на выставке в московском Манеже в 1996-м, спустя почти шестьдесят лет после смерти. То и дело на аукционах производит шум какая-нибудь вещь Веревкиной. Где-то там про Веревкину пишутся книги и снимаются фильмы, вот даже аллея в Мюнхене названа в ее честь — а на родине все никак. Не более биографии на журнальный разворот. У одних от Веревкиной спазмы, другие обходятся несколькими фразами — «повитуха абстракции», «повивальная бабка немецкого экспрессионизма»: эпитеты, которыми нынче награждают Веревкину, хоть от них перекосило бы и ее самое, — надо признать, они довольно точны. Там не только указание на склонность к сильным выражениям на грани дурновкусия плюс историческая роль Марианны Владимировны, у истоков постоявшей, но в итоге серьезного влияния на абстракцию (в свое время-де сам Кандинский сделал первый абстрактный этюд по настоянию Марианны Владимировны), как и на немецкий экспрессионизм (основанное при участии Веревкиной в Мюнхене общество художников пусть и превратилось со временем в «Блауэ Райтер»), не оказавшей. Во-первых, хороша в «повивальной бабке» «бабка»: когда она и Алексей Явленский сидели за соседними столиками с дадаистами в цюрихском «Одеоне», Марианне Владимировне было уже сильно под шестьдесят. И — за шестьдесят, когда она со страстью переживала финал длительного и фатального романа, расставание с многолетним протеже Явленским. («Если Явленский достигнет поставленной цели и станет художником, как было мною предусмотрено, значит, я достигла своей жизненной цели, моя жизнь не прошла напрасно» — это так было в начале романа; «я была уверена, что я могу создать что-либо гениальное другими руками, но теперь слишком поздно, слишком поздно» и «я искала другую часть себя в ком-то, я думала, что способна создать это и взрастить в Явлeнском, но я вижу свой предел и на се­годня ничего уже не могу сделать» — так было в конце.) Во-вторых, «повитуха». Повитуха на момент исполнения своих профессиональных обязанностей сама должна быть бесплодной («у нас был уже ребенок, наше искусство, потому что искусство Явленского — это мое создание»), асексуальной («я люблю только душу, я равнодушна к телам») и желательно вдовой — что и получилось после расставания с Явленским… То есть «повитуха» или «повивальная бабка» — это еще ничего. Другое дело — решить, незаурядная женщина или заурядный художник (застрявший между Гогеном и Мунком), жертва мужского шовинизма или та еще вздорная баба (гибрид Душечки с Попрыгуньей), дочь своего времени, как это называется, или экспрессионизм там и правда зашкаливал («Я запрыгал, как Марианна Владимировна по утрам перед ванной», — Игорь Грабарь, из писем).