Выставка

Лучано Вентроне (Италия)

Если Вы поклонник искусства, которое выглядит "как фотография" - творчество Лучано Вентроне для Вас. Деятельности этого художника-гиперреалиста приписывают некую архаичность и благородную "родословную" от легендарного Зевксиса с его виноградом до Караваджо, основоположника современной реалистичной живописи. И это не удивительно, ведь стремление опереться на авторитеты прошлого часто возникает, как необходимость оправдать новое, ценность которого вызывает сомнения. Но давайте будем объективны – искусство никогда ранее не ставило перед собой задачу беспристрастно фиксировать окружающую действительность. Напротив, искусство, даже реалистичное, всегда пристрастно. Оно отражает не реальный мир, а наше, постоянно меняющееся, видение и восприятие этого мира. Все заблуждения и невероятные взлеты человеческой мысли запечатлены в глобальном художественном наследии разных стран и эпох и ни в одной из них мы не встречаем беспристрастности. Художнику прошлого свойственно одухотворять все, что попадает в сферу его внимания, и чем дальше от нас это прошлое, тем в большей степени художник подчиняет реальность собственному духовному восприятию окружающего мира. Поэтому, возникшее в XVII веке, реалистичное искусство преследовало, конечно, более масштабные задачи, нежели механическое копирование явлений действительности, реализм воспроизведения был скорее следствием нежели причиной, а само это понятие заключало в себе, в большей степени, отход от идеализированности, обращение к повседневности, «исторической» реальности как таковой без прикрас и купюр. Караваджо впервые за много столетий спустил нас с небес на землю, заставил вглядеться в лица своих современников, зачастую не носящие отпечатка глубокой духовности, людей из низов общества, которые становились в его картинах персонажами библейских историй. В сущности, переворот Караваджо в живописи имеет прецедент в прошлом, нечто подобное уже совершил Джотто, и речь, конечно, не о банальной натуралистичности, но об экспрессии и страсти. Искусство Караваджо рождалось в пучине страстей, в то время как одна из отличительных черт гиперреализма – беспристрастность, внеэмоциональное воспроизведение действительности, свойственное скорое фотографии. Это она наравне с достоинствами объекта безжалостно вытаскивает на всеобщее обозрение так же и его недостатки, но не ради какой либо идеи, а в силу «неразборчивости» технологии, не возможности расставить акценты, это качество и путают сейчас с понятием традиционного реализма. Именно «технологичность» - основа гиперреализма, и это в большей степени роднит его с другими формами искусства, нежели с реализмом в классическом смысле слова. В связи с этим попытка провести параллель между творчеством Вентроне и Караваджо на основе одного единственного натюрморта выглядит не только не вполне состоятельной, но и полной противоречий. Как мы видим в дальнейшем, развитие реализма вовсе не идет по пути к механизации творческого акта, напротив, в нем все более обостряется моральная сторона (взять хоть русских передвижников). Гиперреализм отрицает саму суть реалистичного искусства и ищет родства с ним на почве чисто внешнего сходства, что было бы только симуляцией без новых идейных вливаний, которые, по мнению критиков, Вентроне находит в «метафизическом» направлении, непродолжительное время господствовавшем в итальянском искусстве во втором десятилетии XX века.

Но сравнивая творчество Вентроне с наследием «метафизических» художников мы не находим точек соприкосновения. Точнее, это соприкосновение есть, но оно, так же, как в случае с реалистичным искусством Караваджо, существует в весьма неубедительной форме. Художники-«метафизики» вовсе не изображали объекты живой природы, в их картинах вы не встретите ни яблок, ни персиков, их в большей степени волновало неживое, рукотворное, то, что можно было перемешать до полной потери логических связей между объектами. В художественном наследии прошлого, в этом стремлении упорядочить окружающий мир и сделать его носителем духовной жизни человека, «метафизики» видели слепую веру в иллюзию и пытались преодолеть ее, ломая общепринятые установки и создавая новые, в которых обнажали бытие вещи как таковой, без многовековых смысловых наслоений. Никакой подобной мысли не прослеживается в натюрмортах Вентроне, напротив, родная и понятная нам иллюзия господствует в его картинах. Не стану отрицать, что желание художника помещать свои вазы с фруктами на безжизненный локальный фон (серый или черный) наводит зрителя на размышления о какой-то особой форме бытия этих натюрмортов, мимолетной, тленной и в тоже время существующей вне времени. Кроме того, реалистичное воспроизведение объектов - одна из черт «метафизической» живописи, которая, впрочем, не стремилась к фотографической точности. Но вместе с тем, идея, ради которой используются эти стилистические «инструменты» в картинах Вентроне принципиально другая. Не смотря на то, что его натюрморты выделены из привычной среды (в духе «метафизической» живописи) и лишены пространства, по своему характеру они не противоречат нашему восприятию реальности, скорее напротив, стремятся ввести нас в еще большее заблуждение, претендуют на качество тактильности.

Тактильность - еще один миф о картинах Вентроне. Для итальянских художников всегда имело большое значение великое художественное наследие их страны, поэтому часто они склонны объяснять свое творчество преемственностью старых традиций. В этом отношении, родись Вентроне не в Италии, а в Голландии эта самая преемственность казалась бы куда более убедительной. Потому как все, что можно было сказать о тактильности, уже было сказано в голландском натюрморте XVII века. В то время, когда в итальянском искусстве бушевала страсть и исступление, в Голландии впервые в искусство вошла обыкновенная, повседневная жизнь. Там не было ни королей, ни пап, она была республикой, и, следовательно, голландские художники не могли рассчитывать на крупные заказы и покровительство влиятельных особ, они работали на рынок. Почти все зажиточные горожане того времени покупали картины и вешали их у себя дома, стоили они не дорого и в них, как во всяком товаре, ценили «добротность выделки» - качество, которое сегодня, бесспорно, роднит Вентроне с голландским натюрмортом. Стремление голландцев к материальному благополучию и почти религиозное поклонение вещам нашло отражение в искусстве, именно тогда художник обратил пристальное внимание на звонкость и прозрачность стекла, холодность металла, бархатистость персиков, пушистость ковров, которыми любили украшать столы. В то время тщательность воспроизведения фактур разных объектов оказывала сильное влияние на зрителя, живопись возбуждала осязание. Но в XX веке, веке фотографии и цифровых технологий, мы уже не можем говорить о тактильности в живописи, потому, что мы не чувствуем ее, мы считываем реалистичное изображение, как фотографию и оно для нас не более как источник информации об объекте. Во многом препятствует нашей осязательности и техника живописи Вентроне, если в голландском натюрморте XVII века широко применялись разнообразные приемы работы с фактурой – лессировки и точечные удары кистью, то у Вентроне едва ли можно разглядеть мазки краски. В связи с этим, характеристика живописи Вентроне как тактильность изображения, когда кажется «протяни руку - и дотронешься до нарисованных предметов», выглядит не более чем оценочным штампом, имеющим мало общего с реальным зрительным восприятием.

Что же можно сказать о творчестве Вентроне в свете рассмотренных сравнений? В идейном смысле, конечно, не приходится говорить ни и какой преемственности старых традиций, кроме поверхностных заимствований, которые в большей степени призваны объяснить уже имеющийся факт, нежели являются продуктом переосмысления предшествующих достижений. Подобное беспристрастное искусство могло зародиться лишь в наш рациональный век, все, что так недавно было до предела символизировано и одухотворено, сегодня тиражируется с безучастностью Маринера, фотографирующего поверхность Марса. Поставив под сомнение все переадресации к признанным мастерам прошлого, мы увидим в искусстве Вентроне значительное влияние поп-арта и рекламы. Отсутствие реализма в традиционном значении, связи с идеями «метафизических» художников и Джорджио Моранди, с которым мнимое родство Вентроне исчерпывается не более как работой в том же жанре, обнажает перед нами аппетитную картинку с бутылки фруктового йогурта. Особенно очевидна несостоятельность философии Вентроне в его изображениях женщин и морских видов, где салонный характер картин буквально бьет в глаза, и его уже, при всем старании, трудно объяснить благородными мотивами. Разнообразные поэтические названия, которые художник придумывает своим однообразным натюрмортам, находят отклик в сердцах некоторых критиков, которые видят в его творчестве реализацию душевных настроений, единство с природой или даже скрытые значения, в действительности же возбуждают веские подозрения в неискренности.

Я не стану утверждать, что творчество Вентроне не заслуживает внимания или не является настоящим искусством, ведь искусство возникает при взаимодействии двух элементов – духовной культуры, господствующей в ту или иную эпоху и личного мировоззрения художника. Быть может спустя столетия он станет одним из самых дорогостоящих художников, который как никто другой глубоко написал красивую этикетку нашей пустой жизни.

Изначально, когда я захожу в выставочный зал, я читаю рецензию. В Мраморный я шла на «рекламный плакат России 1900-20 г, и об этой выставке ничего не знала, поэтому тем более было интересно прочитать перед началом просмотра. Интерес разыгрался не на шутку, когда я дошла до строк: «Лучано Ветроне, как он сам говорит, пишет параллельный мир». После этого я развернулась от доски и стала лицезреть, что же вокруг развешано.
Первая картина. Натюрморт. С черешней. А названо как то по особенному. Далее апельсины, мандарины, и др. сласти. Казалось, что это просто картинки, ничего особенного. Но далее….Мне становилось не по себе…Во-первых, Как было сказано ранее, это не фото, а живопись, а выглядит чрезмерно сочно и ровно для живописи. Затем, разрезанные гранаты…казались мне внутренностями человеческого желудка и все, Что с ним рядом находится, дыни, словно женское лоно без ребенка и воды, а персики с выпирающей косточкой…что-то в общем мне стало совсем не по себе.
Есть ещё несколько картин – нагих дам, моря, неба. По поводу неба. В первый раз, пройдя по залу, я постояло возле картины минуту, потом пройдя всю выставку, я вернулась к небу. Долго у неё пробыла, и, казались мне облака объемными, словно я сейчас в них провалюсь…Не удивилась я этому, когда заметила название картины «Иллюзорная галлюцинация».
Стоит сходить!

Советую посмотреть выставку !! Художник пишет по старинке на холсте масляными красками и то,что видит. .Создаётся впечатление,что это фотографии и всё же это отличается от фотографии.Все картины написанные ,до иллюзии достоверны..))) Впечатляет ,не пожалеете !!!