Выставка

Иван Чуйков

«Иван Чуйков — художник, чье внимание сосредоточено на проблеме соот­ношения между иллюзией и реальностью», — начиналась глава, посвящен­ная Чуйкову, в классической статье «Московский романтический концеп­туализм» Бориса Гройса; за прошедшие тридцать с лишним лет не появилось ничего принципиально такого, что стоило бы добавить к этой харак­теристике. Чуйков, как и прежде, занят изучением механизмов картины как зрели­ща: картина, кроме того что просто есть, сама по себе, как вещь, она ведь еще и что-то изображает, так? — как по полочкам раскладывает Чуй­ков кар­тинные свойства и функции; дидактичность, с которой устройство живопис­ной иллюзии предлагается им на рассмотрение публики, выдает в Чуйкове бывшего преподавателя. Некоторая предсказуемость школьной ­мудрости (за тридцать с лишним лет публика, кто поумнее, эти уроки успела выучить назубок) компенсируется преподавательским умением поддержать интерес аудитории к теме, не наскучить; Чуйков расписывает свой главный сюжет и так и сяк и входит в разные нюансы, хотя бы в общем все это время речь шла об одном и том же: картина — это такая парадоксальная штука, что существует как бы в двух ипостасях одновременно и неслиянно; когда мы под­даемся живописной иллюзии и смотрим прежде всего на изображение, в этот момент мы отвлекаемся от материальной стороны картины, картины-пред-мета. И наоборот, внимание к такому банальному факту, как реальное су­ществование картины в трех измерениях, часто лишает нас возможности продол­жать наслаждаться двухмерным изображением, — на этом вот «зум-зум» ­Чуйков всю карьеру построил. Старинная серия «Далекое–близкое», сделан­ная в 1976 году для квартирной выставки, где никаких картин в действитель­ности нет, а зрителю предлагаются только описания, выведенные каллигра­фической тушью («Пейзаж. СССР, Калининская обл., Кимрский р-н, с. Сели­ще. 3-й дом от северного угла деревни. Август, 7 часов утра. Вид на запад — юго-запад».), — концептуалистский экспромт, в этом смысле «Далекое–близ­кое» ничем не отличается от поздних чуйковских «Окон» (окно для Чуйкова — ­метафора картины, тоже парадоксальная вещь, проницаемая и непроницае­мая разом). А эти поздние — от «Окон» ранних. Которых на выставке нет, но представить, как это, несложно. Ровно так же, как и всегда.