Выставка

Арт-группа «АЕС+Ф»

В позапрошлом году (как раз работа над «Пиром Трималхиона» была в разгаре) у аесов было одиннадцать (!) персональных выставок. И среди них — ни одной дома. (Ретроспектива в Московском музее современного искусства не считается, поскольку началась в позапозапрошлом.) В прошлом году — то же. Заграничный успех аесов начинает напоминать советский экспорт: консумировать баснословную экспортную продукцию из соотечественников мало кто мог реально, оставалось верить словам — и масса мучилась подозрением, что «лада» — это все те же «жигули», разницы по большому счету никакой (и успеха, по большому, выходит, тоже). Новый аесовский опус магнум, «Пир Трималхиона», дебютировал в Венеции год назад — мультимедийное панно с неясным и многозначительным сюжетом, представляющим эсхатологические приключения неких полубожеств, обитателей не то сколько-там-звездочного отеля в раю, не то пассажиров нового ковчега; в финале все, разумеется, гибнут — с ужимками и заламыванием рук под Бетховена («пантомима с хорами какая-то, а не триклиний почтенного дома», выразился бы в таком случае Гай Петроний Арбитр, у которого аесы одолжили сюжет). Спустя год самолюбие отечественной публики должно будет утешиться тем, что московская премьера головокружительной девятиканальной видеофрески будет уникально дополнена «цифровыми картинами» — то есть премьера будет полноценной премьерой, хоть и выглядят «цифровые картины» как эскизы к центральному произведению. Но не в них дело. Не они в грядущей выставке играют решающую роль; рискну предположить, что и не многодельное видео даже — а больше сам этот зрелищный формат «и даже сверх того». (Так что теперь отечественная публика никак не сможет сказать, будто новую работу аесов не то чтобы не видела, но не поняла.) Потому что «сверх того» — это аесы как они есть. Девятиканальное видео: почему не двадцатиканальное, вот что хочется спросить первым делом; можно много узнать о мотивах агрессии и насилия в поэтике АЕС — никто, кажется, до сих пор так и не оценил как эстетический императив эту барочную чрезмерность «вот вам, вот и вот еще». Удивительно даже, что сатириконовская разнузданность становится для АЕС сюжетом только сейчас. Накормить до отвала (взять зрителя в кольцо экранами, чтобы потом не отпускать почти полчаса, это ведь скорее тоже вариант избыточного гостеприимства, а не насилие), сделать много, сделать мощно, сделать ого-го — для аесов это кажется куда более важным, нежели идея сделать просто что-нибудь. «Трималхион» отнял два года и задействовал массу народа и средств — предприятие растет, прописные буквы в названии группы, заглавные в аббревиатуре имен участников, становятся год от году как будто еще заглавнее, еще прописнее… Номенклатура от оборота не сильно меняется, впрочем, так что в «Пире Трималхиона» мы без труда узнаем темы, знакомые по прежним аесам, — от нео­классики «Декоративной антропологии» до социальной критики «Желтый готовит, белый ест», от расового контраста «Отелло. Асфиксофилия» до недоразмо­роженного балета «Последнего восстания» и «Action Half Life». «Заподозрив, что в этом бесконечном повторении заключается какая-нибудь острота, я не по­стеснялся спросить о том соседа, возлежавшего выше меня», — только у нас, в отличие от Петрония, такого соседа не случится, и где здесь острота, решать нам самим.