Выставка

Валерий Чтак

Не спрашивайте, что бы это значило. «Кто такой Боб и почему он ненавидел всех? Кто такие все?» — на последней персональной выставке Чтака «Боб ненавидел всех» это стало интересно даже куратору, если судить по тогдашнему пресс-релизу, откуда цитата. «Есть вещи, которые невозможно объяснить при всем желании» — вот, пусть это будет ответом нашего автора; это одна из надписей на одной из картин Чтака. Которые вообще пестрят разноязычными репликами — так что скорее мы наблюдаем будто некую пьесу со словесной перепалкой, чем собственно вы­ставку с плотной развеской; представление идет одновременно на иврите, сербском, французском, польском, русском — все сразу зрителю разом осилить трудно, отчего возникает специфический гул в голове а-ля «слышал звон»… Вдруг в общем ряду будто бы комикса — без начала, конца, без вообще сюжета — появляется некая условная небритая физиономия в широкополой шляпе и рядом надпись «Боб ненавидел всех»; дальше понимайте как угодно. Нетрудно посчитать немногие излюбленные мотивы Чтака — как изобразительные, так и текстовые, что одолева­ют Чтака и как поэта, и как художника («Les peinters gagnent autant que les dealers de drogues pas trop» из Парижа тогда сопровождается для выставки в Питере переводом «Художники зарабатывают как наркодилеры — немного»). Хасидская черно-белая гамма плюс еще некий неопределенно-серый, цвета асфальта, — они не то застят реальный мир (что нормально для привыкшего к марксистской болтовне бывшего участника группы «Радек»), не то выгораживают посредством картонных, холщовых (или как придется) картин Чтака реальность особенную. Реальность ярко-городскую. Где несомненны влияния Баския и шестидесятнического, поп-артистского дизайна. Где памятен еще эффект от хотя бы польской или чешской латиницы как знака нездешности, импортного лейбла. Где исключительно забавны болтающие черепушки — вопреки всей житейской глупости, которую только череп может извлечь. Плюс швабры. И скейты. И совершенно мультяшные автомобильчики. Все это просится в печать, принт, штамп — ага, в тираж, в тираж; реплики персонажей, повторяемые так и сяк, и так превратились почти в шариковский галдеж, смысла в них ни революционно-критического, никакого, один прикольный шрифт. Кажется, Чтаку просто хотелось бы подирижировать этой глоссолалией еще разок. «Чтак вышел в тираж» — ух ты, здорово, что за реплика для финала бесконечного тиражирования фраз, — и, как в марксистской юности, поведшись на фразу, Чтак распечатывает себя на принтах, футболках, кружках, сбивая цены на тиражный продукт, демократизируясь, рассчитывая, возможно, что с личным своим постреволюционным проектом он так разделался окончательно.