Выставка

Аня Желудь

Ровно год назад ни с того ни с сего Аня Желудь начала делать не пойми что. В смысле — и до этого было не очень понятно, на что расчитывает художница с этим-то. Но по крайней мере никто не сомневался в том, что видит. Стринги из вороненной арматуры, например. Или пеньюарчик. И рядом — диван. А неподалеку — шкаф. А в шкафу на штанге — опять же пеньюарчик, трусишки, платьичко (платьишко?)… Скульптура из вороненой сварной проволоки толщиной в палец читалась на фоне белых выставочных стен будто графика на фоне белого листа — и это было интересно. Это нравилось практически всем. Коллекционерам, музейщикам, публике. Однако что это такое, по большому счету, и на фига оно такое, ответить не мог никто. Что-то необязательно миленькое, вещички-шмоточки, что-то очень девичье — и тут вдруг от контурной трехмерной «графики» Желудь перешла к абстрактной, используя как материал все ту же толстую проволоку, теперь позволяя ей ползти неподконтрольно. И она поползла из белых стен сухими извилистыми ветвями — а затем еще больше вдруг: Желудь с этой проволокой очутилась среди участников главного проекта последней Венецианской биеннале. После чего вопрос к Желудь «Что это такое?» стал уже беспокойным. У Желудь в мае персональная выставка на целый Московский музей современного искусства, а за что — до сих пор так и непонятно: ну, Венеция… В начале года в Москве у Айдан Аня представила реплику насчет своей венецианской экспозиции — никто опять, кажется, не понял ничего, — после чего Желудь бросила на время свою абстрактную энигматику (как надолго?) и снова занялась образами буржуазного желания, образами потребительской мечты. С некоторыми поправками, разумеется, в сторону меньшей мануфактурности-галантерейности-мебельности-ссучености. Так, чуть позже, чем в галерее Гисич, Желудь готовит для Эрмитажа объект «Золотое руно» (вот уж образ — нет, целый миф фетишистского вожделения), а у Гисич тем временем будет «Хаммер». Тоже образ еще тот, но уже для галереи. В специальном галерейно-стяжательском воплощении. В реальном размере — вот как раньше были один в один трусы или еще что, только теперь как будто для другого полу. Более платежеспособного, что ли. Есть у этой истории предыстория. Когда раньше она со своими трусиками и пеньюарчиками обращалась в сварные мастерские, там ей это, конечно, варили, но хмыкали притом — ну че за фигней приходится заниматься? Так что Желудь давно чувствовала, будто должна всем мужчинам на свете сделать что-нибудь эдакое. Но — свое.