Выставка

Все остается людям

Виктор Александрович Бондаренко персонаж колоритнейший, что на его соб­рании современного русского искусства сказалось как-то несильно. С иконами в Музее Рублева проще — раз фарцевал иконами еще при советской власти, то и, ясно, увлекся, вошел во вкус, стал собирать; пусть Виктор Александрович вслух высказывает идеи христианства куда как не ортодоксального, где-то примерно толстовского варианта, однако все-таки с иконами все куда как понятней, ну или хотя бы привычней: все ж таки третья уже выставка иконной коллекции Бондаренко. Не без основания называемой (да хотя бы и им самим) лучшей частной иконной коллекцией вообще. Совсем другое дело — современное русское искусство. Чья коллекция у Бондаренко в смысле уровня не хуже. Образцовая частная коллекция. Может, тоже лучшая. Во всяком случае без сучка и задоринки. И без каких-либо явных предпочтений. Дотошная. Ровная. Где есть все. (Все, кроме Бондаренко, поспешите съюморить вы, ну и проиграете — потому что Бондарен­ко в коллекции Бондаренко тоже есть: в компании с художником Худяковым они вдвоем готовили для Третьяковки лет шесть назад жутковатый проект «Предстояние. Деисис», если кто помнит.) Ну а если кого у Бондаренко на данный момент нет, тот, значит, предполагается в самое наиближайшее время. Например, АЕСы. Потому что ясно ведь, что АЕСы непременно должны быть в об­разцовой частной коллекции современного русского искусства. Значит, будут. Выставка на Гоголевском представляет чуть больше трети всего собрания — ес­ли кого там недосчитаетесь, это еще ни о чем не говорит; описывая принципы, которым он следует, Бондаренко вспоминает таблицу Менделеева — все-то по по­лочкам, — от наукообразности коего уподобления становится неуютно; впрочем, собиратель предупреждал, что на самом деле он далеко не ко всем своим авторам расположен лично, дело принципа — это одно, а как раз лично ему много кто не нравится, однако… Дальше опять таблица Менделеева, «надо, так надо» и прочий собирательский максимализм и пунктуальность в пополаме с «дочке понравилось» и другими примерами души живой. Если же кто действительно заинтересуется личными предпочтениями Виктора Александровича, пусть приобретает каталог. Или пусть хотя бы его перелистает, там после сухой рубрикации «60-е», «70-е», «80-е» и так далее — в самом конце есть раздел «Выбор коллекционера». Где Пивоваров и Кабаков соседствуют с Жорой Пузенковым и Сергеем Бугаевым-Африкой — после чего становится уже абсолютно понятно, что да, персонаж перед нами колоритнейший. Широчайший. Потому что принять всю эту коммуналку, по обычаю именуемую «нонконформистским искусством 60–80-х», со всеми сумасшедшими гениями и просто придуривающими­ся, вносимыми в святцы сейчас больше по инерции, — это надо быть о-очень широкой натурой. После этого и иконы становятся понятны вместе с изданием журнала «Военный парад», да и мало ли что, коль натура широкая. Еще и не то может быть. Единственно, непонятно — нет, просто любопытно, — чем не угодили эти некоторые лично неприятные «много кто», когда и Пузенков тут, оказывается, в жилу, и Африканец греет душу.