Выставка

Владимир Лебедев

«Художник 20-х годов», уже в ранге классика детской литературы, в 30-е Лебедев успел поназываться обязательным «формалистом», но еще и «мастером-­пачкастером» и даже «компрачикосом», сделавшим уродование детей своим мастерством: в знаменательной правдинской статье «О художниках-пачкунах» упоминался много кто, но ленинградцы, Лебедев и Конашевич, ленинградская школа, как обычно, была хуже всех. Все 40-е ушли на восстановление репутации — все-таки классик; в Ленинград Лебедев вернулся не сразу, хотя вскоре опять не оставалось никого, кто сомневался бы в его статусе (критика, впрочем, указывала с сожалением о наступившей скуке и натурализме вместо «выкрутасов» бывшего «формалиста» и «пачкуна»). Он всю остальную жизнь так и оставался — «художник 20-х годов», патриарх «Владимир Васильевич», миф; о поздней поре его вообще мало известно. Например, известно, что незадолго до смерти его избрали членкором Академии. А хотелось бы, конечно, узнать его реакцию на это избрание — но Лебедев стал затворником. На похоронах его бывшие ­ученики, люди сами пожилые, не узнавали его в гробу. Анималист Курдов ­вспоминает трогательную деталь: ехали на кладбище, проезжали увеличенно­го во сто крат Лебедева на площади Революции — «Красную армию и флот», разумеется: площадь была по-прежнему украшена по случаю юбилея революции, еще не убирали, получалось страшно символично…

Еще что страшно символично, так этот знак внимания от Академии — и скорая смерть, будто Медуза Горгона обратила на тебя взор, а не Академия художеств СССР, — и совпадение именно с Дейнекой, «художником 1930-х», тем более как раз у него громадная ретроспектива рядом (не чета скромной экспозиции из цикла «Третьяковка открывает свои запасники»). Дейнека скончался через неделю, после того как Академия устроила ему почетную выставку, — моментами эти две биографии все-таки удивительно похожи, вроде увлечения боксом, вопросов к социальному происхождению обоих или хотя бы чисто внешнего сходства: две крепкие фигуры, на общем фоне осторонь разных компаний… Дейнека по возрасту вполне мог бы возглавить поколение лебедевских учеников; с Лебедевым, хоть оба и эгоцентрики, они сошлись бы, во вкусах они далеко не были антиподами, оба стилизаторы-неоклассицисты — только как один всегда в уме держит мозаику или фреску, «монументалку», так для другого белый книжный лист. Вся разница. Но Дейнека в Ленинград не поехал, оказался в Москве у Фаворского; вот, пожалуй, принципиальное отличие — «художник 30-х годов» сам не имел и одного поколения учеников, что успел позволить себе Лебедев; статья в «Правде» Дейнеку тоже задевала, разумеется, но по касательной все же, а не так — наповал.