Еще недавно пожилой фотограф из Новокузнецка был в большом фаворе; откровенных, что называется, снимков Бахарева и ждали как откровения: невероятная чувственность, смесь вожделения и отвращения пополам с жалостью давали в сумме впечатление такой нежной, настолько незащищенной чистоты, какой, наверное, были отмечены разве что первые люди в момент после грехопадения. Уединенность и камерность бахаревских мизансцен, возможно, и не читалась прямо как проекция богооставленности его персонажей; однако ж что-то такое, ожидание некоего чуда будто сквозило в их взглядах… Прежде вечного парию, Бахарева весьма привечали и кураторы, поскольку Бахарев воплощал кураторский идеал самопального художника, каким, возможно, не был и сам Таможенник Руссо, — почти позабытая, только в аматорской среде и возможная до сих пор фигура: художник-творец, трикстер-хитрован, который, однако, весь как на ладони и явно не способен противостоять дискурсам и стратегиям; неуправляемо стихийный в своем приеме, даже нарочито антиинтеллектуальный («один раз придумал бахаревскую фичу, передумывать не буду!»), немножко придурок, не от мира сего, конечно, — вот уж поистине рыжий! — сейчас этот Бахарев, похоже, надоел. Бахаревым наелись. И уже с каким-то наслаждением пишут, как Бахарев у себя в Новокузнецке за трюки с моделями регулярно получает в морду; ясно чувствуется, что ровно как новокузнецкий фотограф-пляжник, фотограф-надомник утомляет своих моделей во время многочасовых сеансов, потихоньку выцеживая откровенность позы, мимики, жеста, — ровно так же он утомил и столичного зрителя. И даже о том, как в прежние, советские еще времена Бахарев со своей поэтикой сильно рисковал загреметь по ведомству порнографии, — теперь сообщают зло, в сердцах, без обиняков: «Порнограф!» А с порнографией оно известно как, сначала интересно, а потом вдруг и нет. Нового Бахарева давай! Притом что предъявлять подобные претензии к Бахареву — «ну сколько можно, одно и то же» — это столь же бессмысленно, как жаловаться на очередной самородок: ну что такое, опять золото. На петербургского зрителя в этом смысле один расчет: в Петербурге Бахарев впервые.