Выставка

Борис Михалевкин

Вернисаж; слышатся обрывки разговора, который ведет в углу Борис Михалевкин с некой корреспонденткой: он опять рассказывает анекдот про собачку. Кто-то еще не знает про собачку? Собачку и баобаб? Да ладно. Быть не может. Задирает собачка ножку на баобаб — и бежит дальше; опять задирает, дальше бежит — так пока не сдается: это, говорит, неописуемо. Ферштанден? Неописуемо! Михалевкин всякий раз страшно доволен. Его эстетическая позиция изложена. Отношение Михалевкина к категории неописуемого, несказанно-прекрасного в искус­стве анекдот вполне выражает — именно анекдот, не стихи и не притча, что Ми­халевкину, наверное, и не пошло бы. Наивная свежесть юмора («как из ведра») вообще отличает Бориса Михалевкина, он и в фотографии записной шутник — так что ждешь потом подвоха даже какого-то, когда кадр изображает, например, прихожан в церкви во время службы: свечи в руках, вид сверху, с галереи — просто эффектный кадр. Во что сразу и не верится: неужели без этого вот? Без этой вот мягкой, без человечной этой вот иронии? А про собачку?

«Я стараюсь по-доброму относиться к людям, к тем, с кем живу, и к тем, кого снимаю», — сказал он в связи с одной своей рестроспективой; ретроспективы Михалевкина не сказать чтобы дико редки, последняя вот была два года назад. Но эта, небольшая и экономная, замечательна как раз своим лаконизмом. Гарантирующим, что тут — Михалевкина квинтэссенция. Главным образом — Михалевкина юмора. Этот юмор может показаться несколько предзаданным — типа анекдота про собач­ку; снимает Михалевкин детей, селян или военнослужащих — всегда есть некое ощущение превосходства автора, мягко поддевающего своих героев. Что, собственно, и обеспечивает фирменную некритичность авторской иронии — отношение к своим героям как к «малым сим»; с другой стороны, как еще, если рядом с тобой любой покажется мал? Борис Гаврилович — первый из тех, кто рождением тридцать какой-то год и кому теперь восемьдесят: до сих пор возраст тридцать какого-нибудь года рождения определялся привычно, на глазок, как «семьдесят с чем-то»; а теперь, значит, уже восемьдесят. Долгих лет!