Тому, кто в искусстве ценит велеречивость и вообще «содержание», будет невдомек, что перед ним большой французский художник. Поэтому спешим предупредить: большой. В послужном списке Бустаманта Венецианская биеннале и кассельская «Документа»; если Бустамант до сих пор не удостоился ретроспективы в Центре Помпиду, то это лишь потому что выставка в «Екатерине» для него вообще первый опыт в этом роде. Пусть тогда хоть это достоинство будет для зрителя несомненным: раз перед ним ретроспектива, для которой напрягся десяток европейских музейных и частных коллекций, то зритель, может, ничего и не понял, но видел он во всяком случае все. Хотя чего тут понимать-то? Искусство Жан-Марка Бустаманта неизъявительно, молчаливо и может показаться загадочным, как ребус («что же все-таки хотел сказать художник?»), тогда как художник ничего такого транслировать и вовсе не собирался. Во всяком случае — если относиться к произведению искусства как только к знаку, как к способу для сообщения зрителю некой идеи, которая с материальной природой знака была бы никак не связана. Нет, в случае Бустаманта мы видим именно то, что видим. Другое дело, что смотреть не умеем — в силу византийской еще привычки тут же возноситься мыслию от образа к первообразу, презирая брошенную земную оболочку; между тем у Бустаманта все зиждется как раз на ассоциациях, вызываемых предметной воплощенностью его произведений, — а сами произведения вместо названий, способных пообещать какой-то смысл, чаще всего будут тупо пронумерованы. И знание того, что это за хоккейный матч или кто эти Аманда и Лиза на фотографиях размером два на три метра на плексигласе, ничего не добавит к впечатлению, которое производят эти будто выцветающие, исчезающие, уходящие из полного красочного спектра в синюшную мадженту снимки. Если странная конструкция вроде шкафа с убираемыми в шкаф детскими кроватками напоминает детские кроватки, а белизна плоскостей этой мебели и хирургический холодный блеск стальных рам внушает что-то нехорошее, что-то опасное — то это верное впечатление. Бустамант недаром так привечает плексиглас: ровно как прозрачность плексигласа провоцирует взгляд проникать за изображение на поверхности, так и искусство Бустаманта требует от зрителя прозревать в материальном. Другое дело, что для этого нужна чистая стена выставочного «белого куба» (ну вот как бы смотрелись его плексигласы на фоне веселенького ситчика?), и инсталляция превращается в оформление специальных выставочных пространств, специфический вариант дизайна очень специфического интерьера, а вне его стен и внушения не работают, и смутные ассоциации уступают место более насущным соображениям злобы дня: делом надо заниматься, дорогой мой, делом.
Удачное построение выставки последовательно раскрывает перед нами портрет мастера-экспериментатора, который от фоторабот 1978 года (зарисовки пригородных и диких пейзажей, реалистичная и сдержанная красота окружающего мира) переходит к смешанным инсталляциям, фотографичным работам на пластике и сюрреалистичной бессюжетной живописи современного этапа.
Яркие брызги красок на плексигласе похожи на хаотичные узоры подсознания, которые мы рисуем во время разговора по телефону, кричащие чистые цвета соседствуют с равнодушием стали, "континенты" из полихлорвинила, заботливо уложенные художником на ковры, очень напоминают асиметричные платья, а подписи с точным описанием материалов - особенное свойство экспозиции.
Ранние фотопейзажи Бустаманта разбавлены модернистсткими скульптурами - плитами из эпоксидной смолы и цемента. Единство противопоставляемых материалов, природная красота хвойных лесов и хрупкость японской бумаги - все это на первом этаже фонда, на втором - кульминационные для творчества художника работы на гальванизированной стали и органическом стекле.
Единственный значительный недостаток (или может быть достоинство?): для выставки, замахнувшейся на 30-летнюю историю творчества, формат выбран слишком камерный, работ совсем немного и даже подробный осмотр не займет больше часа.
Пустая и бессмысленная(( хотя, нет, я противница того, что искуство должно нести смысловую нагрузку, более верное слово - неэкспрессивная, скупая на эмоции выставка. Скорее - галочка в поддержку Года России-Франции 2010 под патронатом Министерства культуры Российской Федерации и Посольства Франции в Российской Федерации.