Выставка

Илья Трушевский [отмена выставки]

Трушевскому прочили славу русского Барни — он и сам бы рад, но вот постоянная Трушевского проблема: незатыкаемая эвристика (он и правда очень изобретателен) не дает времени подумать над чем-то действительно масштабным. Чтобы как у Барни. Нет, экспозиции множатся индуктивным методом «объект плюс объект плюс объект равно выставка» — и конца краю этому не видно. Зовут в Калининград, зовут в Красноярск, автор утопает в привычной, отработанной метафорике, чуть не в экспромтах; а если не отзываться, пожалуй, решат, что наш автор вообще сдулся. Перестал подавать надежды. И он подает, подает.

Единственный мотив его новой инсталляции — свечение какого-нибудь огонька посреди вечной ночи (блики в кошачьих зрачках и фасеточных гла­зах насекомого, блеск мокрой дороги и капель на стекле, фары электричек, рельсы, провода, огоньки сигарет, лунная рябь на ­озере, ночной город с птичьего полета). Это знакомое, партикулярное и, в общем, мизерное зрелище возведено ­ав­тором в степень метафизическую. Зритель во мраке — и «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Это важно, от этого жизнь зависит: понять, исчезает или возгорается слабый огонек; дрожащая надежда — нет лучшего наркотика для души. Что метаморфозы происходят в бывшей котельной, которая сама по себе — место метаморфоз энергии (в тепло, свет, горячую воду), большой плюс организатору выставки, сподобившемуся до сих пор только на оригинальное самоназвание «Проект «Проект». Сей проект проектович, ввязывающийся в новую стратегию партизанского антрепренерства (есть повод, есть место, есть художник — делаем срочно), первое свое мероприятие готовит, похоже, на пятерку. До сих пор брошенная и выскобленная железобетонная конструктивистская коробка вставляла сама по себе — чистый храм с неземным освещением; храм брошенный, забытый — которому теперь словно возвращают память.