Фотография |
Итальянская фотография, наверное, как «Фиат-Сейченто»: нечто чудовищное на первый взгляд, что оказывается в ближайшем рассмотрении чудом человеческой мысли, а не просто тебе выкидышем той же мысли. Вот так и с фотографией. Где будто бы сказывался послевоенный режим и общее «ту вуо фа ль’американо, американо, американо» — итальянцы в рамках будто бы всеобщей европейской денацификации следовали американским нормам репортажа, а выходило-то свое; термин «папарацци» тоже не янки-американцами выдуман. Неореализм или не неореализм — провористость и пронырливость фоторепортера, свойства, ставшие не просто ругательным словом, эталоном профессии, все-таки это слово, как и саму провористость, мы получили опять-таки из Италии. Тадзио Секкьяроли, послуживший образцом для кодлы ублюдков с камерами на «веспах» у Феллини в «Сладкой жизни», — этот самый Секкьяроли приезжал несколько лет назад на Московскую фотобиеннале. Презентовал выставку оравы таких же огольцов; и вот он снова, поприличней. Поприличней, может, потому что его поменьше. Еще потому, что прежнее подглядывание — вообще, как любое подглядывание, которое суть фотографии, — тут представлено как портретирование: справедливо. Справедливо, что невозможно видеть Софию Лорен иначе, кроме как из-за портьеры — подглядывая. Экстравагантность, как она выглядит ныне, — это была невозможная возмутительность пятьдесят лет назад. Сейчас это — архив итальянского Центра исследования и архивирования фотографии. Где среди новых имен скорее найдешь соответствия с Гурски, допустим, но не ту — вечно новую, всегда neo — всегда живую неприкрашенность и неприличность.