Выставка

«Ленфильм»: по ту сторону экрана

Музей истории города участвует тут фондами — хотя главное, конечно, фонды «Ленфильма», — но участие Музея истории города вообще сказалось. Это там любят — реконструировать уголки и комнатки, замечательнейше это у них получается; вот и в расположении потустороннего, заэкранного мира читается как бы интерьер. Где детская напротив гардеробной, в гостиной работает телик и небрежно расставлены призы (две «Ники» опрокинуты затылками, чтобы поместились в горизонтальную витрину). Отдельно — хозяйственное помещение про кинодекорации, где одна стена — сплошь поэтапные кадры того, что творят бутафоры, с разъяснениями. Ощущение не то бытовки, не то кладовки усугубляет вполовину меньший свет — потому что ползала с окнами на светлую сторону выгорожено довольно грубо и откровенно, с торчащей фанерой и мешковиной — ­ради того, чтобы зримее сделать бутафорский труд. Голова профессора Доуэля, как позабытая на дальней полке, добавляет складского шарма. Это довольно интересно — в этой кладовке, вдруг обрывающей выставку, и некуда дальше — на секундочку почувствовать себя обманутым и пойманным. Фильмы ужасов далеко не фирменная ленфильмовская продукция, но ­любите­лям жанра должно ­понравиться. Еще рекомендуется фетишистам и поклонникам Янины Жеймо: та самая вожделенная туфелька (на самом деле из оргстекла), вокруг которой вертелся соответствующий сюжет, она и теперь в центре. Сооружен многоступенчатый трон, вверху — и где-то вдалеке, метров пять, не подойти — она. У подножия справа крыса размером с собаку, слева тыква размером с тыкву (почему-то), дальше вверх много чего ­кукольно-эскизного; есть еще камин, и на нем ­фотография. Напротив ками­на фильмы о Жеймо и с Жеймо; именно про Жеймо больше всех и лучше всех, этот кукольный домик — самая законченная вещь в экспозиции. А почему именно Жеймо, почему Золушка, а главное, что это за камин, трон, туфелька, крыса, резьба какая-то, — все это рекомендуется самым сообразительным. Смотрителя чур не спрашивать, да и бесполезно. ­Рисуется итого портрет посетителя. ­Отмеченный многими достоинствами. Ко всему вышеперечисленному это должен быть человек достаточно зоркий — чтобы читать тексты 12-м шрифтом, пришпиленные к костюмам, на поря­дочном расстоянии (Тейлор из «Синей птицы», Терехова из «Собаки на сене», колет Смоктуновского; а по камзолу Ливанова из «Ломоносова» можно прямо медкомиссию проводить). Еще это должен быть ­человек достаточно взрослый для Козинцева или даже «Собаки на сене»; и даже настолько взрослый, чтобы впадал в детство при виде Янины Жеймо и рисковал так и не увидеть «Историю арканарской резни» Германа, ради чего из гуманистических соображений выставлено (немного и как-то вповалку) кое-что из псевдосредневекового реквизита фильма. Кажется, до сих пор это единственное, что можно было увидеть из Германа; так что пожилым поклонникам Германа тоже рекомендуется. Всем категориям, короче. Студентам — вход бесплатный. Пенсионерам — ностальгия. Другое дело, не все сразу. Требование хорошего зрения с почтенным возрастом разом и притом «будьте как дети» — все-таки чересчур; 90-летний «Ленфильм» бодрится, понятно, но дольше чем на короткометражку его тоже не хватило ведь.