Выставка

«Прекрасная пришла». Шедевры портрета из Египетского музея в Берлине

По-дурацки это, вести счет по головам, будто война не то в Чечне, не то в Афганистане: «одна голова», «две головы»; а все же нельзя не сказать про четыре скульптурных портрета из Египетско­го берлинского музея вот что: головы на подставках не то чтобы теряются в небольшом Пикетном зале, но и вокруг себя пространство не создают. Не держат. Мы больше додумываем — это так обычно с египетскими древностями — мы додумываем величественность царской ­делегации: две Нефертити, юная и постарше, потом ее дочка — и еще голова фараона Амасиса, который к этим предыдущим никакого отношения не имеет. Кроме того что происходит из того же собрания берлинского Египетского музея. Фонды последнего после войны оказались в разных зонах оккупации, так что теперь, под занавес долгой истории (в октябре он откроется впервые целиком после 1945 года), музей делает Эрмитажу вроде реверанса: именно в Эрмитаже хранилась эта Нефертити. Именно отсюда вообще пошла популярность Нефертити, чей образ в низовой советской культуре сравним разве что с Джокон­дой (которая приезжала в СССР в нача­ле 1970-х) и Мадонной Сикста (которая, как и Нефертити, выставлялась здесь в 1950-е в качестве трофея). Додумывать — обычно; в отношении Нефертити, жены Эхнатона, тем более. История Эхнатона, первого монотеиста, который первее даже Моисея, — эта история, запущенная немцами в начале ХХ века, до сих пор нервирует многих. Со сладострастием исследователи изучают соблазнительную, теплую, не вымерзшую во мраке гробниц историю внутрисемейных отношений («ага, если она ему не сестра, тогда его визирь взял ее дочку в качестве троюродного дяди») и гадают, чем она так потрафила фара­ону («на губы, губы эти посмотрите, ­потом уж заказывайте очередной ­радио­логический анализ»). История громаднейшего, знатнейшего в мировой ­ис­тории религиозного переворота легко инсценируется в декорациях мыльной оперы («она любила его, он любил ее, но не только»), сценарий требует продолжения — и спустя десять лет из-под земли извлекается пресловутый ­Тутан­хамон. Дохнут все, кто имел к извлечению Тутанхамона хоть какое-либо отношение; «Тутанхамона, вероятно, убили» — и в погоню пускаются аж агенты ФБР с замечательнейшими именами Грег Купер и Майк Кинг… Из всех образов вечной женственности, что манит нас, Нефертити оказывается скандальнее даже Джоконды: вот, ну вот только что, кто-то там очередной опротестовал достоверность ее берлинского бюста. А вот египетский министр иностранных дел продолжает требовать вернуть бюст Египту. А вот египтянин баллотируется на пост председателя ЮНЕСКО — что-то будет теперь… Тоска, тоска: по этим пленительным губам, улыбке, разрезу глаз, по скулам высоким — по скулам, что превыше всего. Что скажут иные злопыхатели: три с половиной тыщи лет назад ценились те же женщины, каких ценим мы; как это бодрит и возбуждает! Пикетный зал не располагает к камланиям, но вы это дело вообразите. Остается только вообразить.