Выставка

Евгений Антуфьев

Антуфьев родом из Тувы, отчего ­со­блазнительно все списать на шаманизм, на магию или на впечатления от нее, тамошней, — плюс трепетное личное отношение к миру вокруг. «Лишь пребывая в постоянном страхе, человек/художник может сохранить пластичность восприятия», — говорит автор. От этого уже вторая персональная выставка — и снова детский страх как тема: ты постоянно в ужасе перед возможным, вот-вот что-то обязательно случится; умрет мама, если будешь наступать на трещины в асфальте, пишет в предисловии Антуфьев, или выползет нечто из ванны; ну и такое тоже бывает. Нечто, эмбрионы недооформившихся существ — это его рукотворные куклы. Постоянное озирание поокруги, не приближается ли кто; поглядывание под ноги: не попадется ли и там кто или что-нибудь? — это его гербарии и ­ос­суарии, objects trouves, они произво­дят сильное впечатление «не от мира ­сего». «Вы человек религиозный. Что это за ­религия?» — спросил я его. Он ­ответил: «Верую в Бога. Но есть и дру­гие сущности».

Первая персональная выставка, полгода назад, в московском «Винзаводе», была про то же детское; оборона от «других сущностей» тоже была сюжетом. «Глобус» прямо предлагал повторить, но Антуфьев сделал иначе. Не совсем, но иначе. Так что теперь у него полторы персональные выставки. У той, первой, было название «Объекты защиты», ­от­чего «объекты» хотелось немедленно ­поменять на «средства». Средство или способ и есть — заговаривание, ­задабри­вание, выстраивание заслона против прущих сущностей. Но тогда появлялось бы ощущение, будто эти шитые болванчики и идольчики, обереги и фетиши, франкенштейны в масштабе сардины и собственноручная вышивка гладью — все эти эфемериды не работают. Именно что не «средство», не помогает. Ему-то, может, и помогает; хотелось бы, чтоб помогало; мне максимум дает по шарам. Химеричный мир ассоциаций для Антуфьева будто менее призрачен. «Как и все дети, собирал в детстве. Марки, ­кости, зубы», — объясняет Антуфьев свои множества непонятно чего: бисер и кости, корешки и клочки, набивные ­головастики нитками наружу и вываренные собственноручно автором черепа не им убитых животных — весь этот жутковатый, когда про себя перестанешь ­хихикать, универсум антуфьевской инсталляции сам нуждается в неприкосновенности.

Куда уходит детство? Вот, ­полю­буйтесь.