Выставка

Панас Ярмоленко

В начале прошлого столетия имя Панаса Ярмоленко было известно каждому жителю украинской деревни Малая Каратуль. Кто такой Ярмоленко — в те времена даже спрашивать было неприлично. Никому же не приходило в голову интересоваться у московских купцов — а что это у вас на стен­ке в гостиной висит (хотя это были «малые голландцы»), так и тут: каждый приличный сельчанин имел в доме портрет себя, жены, детей и родителей, все — работы Ярмоленко.

Панас, судя по всему, был человек ­замечательный. Выучившись живописи неизвестно где, Ярмоленко долгое время жил в Переяславе-Хмельницком — ­ра­бо­тал в местном художественном клубе и преподавал рисование в школе. Но потом вернулся к корням, в Малую Каратуль, причем уже опытным живописцем. Тогда-то он и начал рисовать групповые портреты для соседей, друзей и родственников, без выходных и обеда, по первой же просьбе, в любом количестве и в неизменном примитивистском качестве. Одни крестьяне хотели видеть на картине себя, другие — уехавших или умерших близких. Для Ярмоленко ничего невозможного не было: приносишь фотокарточку — забираешь полотно, такое же, но в цвете и нужном размере. ­Искусст­во­веды сравнивают такие портреты с иконами: отрешенный взгляд, большие глаза, фронтальные статичные фигуры, лаконичные детали. Только вместо одухотворенных, неземных образов у Ярмоленко зачастую выходили плотные, дородные тела. Какие модели — такие и образы. Что до отрешенности и статичности — дело тут не в религиозной живописи, а в фотографии. На снимках 30-х годов — усаженные рядком, будто одеревеневшие люди напряженно ждут, когда вылетит птичка. Ярмоленко же, будучи честным живописцем, как есть, так и рисовал.

С его смертью в мае 1953 года прошла заведенная им мода на сельские портреты. Зато спустя полвека портретами Панаса заинтересовался и украинский президент, и московская галеристка Марина Лошак, и даже Московский дом фотографии. ­Односельчанам было бы чем гордиться.