Выставка

Ярость

Выставка-презентация книги «Ярость» задумана буквально как иллюстрация одноименной книги Андрея Хааса — автора нашумевшей «Корпорации счастья», беллетризированной истории рейва начала 1990-х. На этот раз наш автор обратился к другому феномену 90-х — так называемому актуальному искусству. С ним Хаас знаком не понаслышке, художники выступали организаторами эпидемии танцев в его прошлой книге; к тому же рядом всегда был небезразличный к теме консультант — ­супруга Ольга Тобрелутс, известная художница неоакадемизма, сделавшего разоблачение «актуализма» одним из главных направлений своей политики. Книгоиздатели сообщают о новом сочинении как о «детективе о современном искусстве», «драматическом повествовании о закулисной стороне мира художников и галеристов, о том, как делаются имена, как зарабатываются колоссальные деньги, как происходит подмена — пошлость провозглашается шедевром, а истинный талант предается поруганию». То есть по законам жанра речь идет о некой преступной афере, комбинации, которую надо распутать и развенчать.

Однако сама выставка по книге предстает запутанным клубком. Первоначальная интрига заключалась в том, что 15 самым разным художникам, выбранным куратором Машей Новиковой и книги еще не читавшим, было предложено в любых жанрах и техниках воплотить те фрагменты из «Ярости», где Хаас создает гротески и пародии на «шедевры» и на саму художественную индустрию (эти ремейки должны стать иллюстрациями к следующему изданию книги). Например: «Посреди летнего луга стоял черный «мерседес», за рулем с сигареткой в руке сидела смазливая русская красавица в шитом серебром сарафане, кокошнике, с русой косой до пояса, а на переднем плане в просительном поклоне гнули спины похожие на усталых хоббитов китайские гастарбайтеры». Или: «По площади маршировали полчища счастливых геев, а с трибуны Мавзолея за происходящим парадом следили затянутый в кожаные садомазо-ремни голый Сталин и дружески обнимавший его за талию голый Гитлер». Однако критическая, «петербургская» позиция (вспомним Цоя, определившего водораздел между столицами: «В Ленинграде рок играют герои, а в Москве — шуты») и программная зубастость романа на выставке оказывается размытой. Помимо того что в проекте участвуют художники из Баку, Киева, Москвы и Петербурга, они принадлежат к самым противоположным направлениям и разным генерациям. Что может ­объединять, скажем, певца мужественной матросской красоты ­Георгия Гурьянова с карикатурно глумящимся над уличной рекламой Григорием Ющенко? Или «дикую» спонтанность Олега Котельникова с психоделическими кульбитами Пепперштейна? Сочный видеоарт Тобрелутс — и коллажи из костей и свиных рылец Юлии Заставы? Золотые какашки Ильи Чичкана и граффити Миши Моста? Напоминающие о «машинах» Ребекки Хорн механические картины Дмитрия Теселкина и манекен, колотящийся о распиленное пианино, группы Milk and Vodka? А главное, что большинство из авангардистской молодежи, воспитанной Pro Аrte, Гельманом и пообтесавшейся на ярмарках, впору самих жалеть как жертв, какие уж тут пародии. Лет двадцать, да больше, цветет этот веселый, наглый и необычайно коммерчески успешный сорняк симуляционизма, объявившего, что не тот художник, кто рисует, главное — манипуляции в медийном пространстве. Художник дистанцируется от произведения, сосредотачиваясь на демонстрации искусст­ва как искусства. Главнейшим из искусств становится «пиарт» (родоначальниками которого можно считать первых медиахудожников ХХ века, футуристов, сделавших ставку на скандал). В ситуации с «Яростью» мы попадаем в бесконечно прогрессирующий парадокс: презентация книги и выставка по ее мотивам, разоблачая пиарт, сами по себе являются пиар-акцией. А значительная часть художников, вроде пародирующих ­ак­туализм, в действительности и есть его первейшие адепты. Вот и скользишь по какому-то мебиусовскому пространству инфантильного разгула, где никто ничего не видел, не читал, ни за что не отвечает — концов не найдешь. Как в фильме «Входит дракон» — в финале Брюс Ли кружится в лабиринте из зеркал и в ярости их крушит, пытаясь обнаружить скрывающегося врага; только в нашем случае речь о целом королевстве кривых зеркал, о разросшейся до масштабов целого мира комнате смеха, где противник — искаженный ты сам.