Выставка

Майкл Кенна

Светло-серый, практически белый кадр, едва заметная линия горизонта — тонкая, непрерывная и дымчатая; по такой нужно вести пальцем, иначе глаза сломаешь от усердия. Прямо в эту ускользающую полосу воткнут темный силуэт дерева — четко очерченный, корявый и строгий. Дерево — центр мироздания, кроме него нет ничего. Бог создал совершенную белую землю и, смущенный ее чистотой, поместил на нее изогнутую корягу, в которую заключил все тайны бытия, — и в эту корягу можно всматриваться часами.

Следующий кадр, тоже светло-серый; тоже едва заметная линия горизонта, а на ней — ровная вереница чернеющих домов. И ощущения уже совсем другие. Архитектор-утопист создал минималистический город, настолько продуманный, что он ничуть не нарушает природную гармонию, а, напротив, дополняет ее, сливается с ней. Эти домики тоже можно рассматривать часами, мысленно отделяя их от линии горизонта, пытаясь прочувствовать все совершенство замысла. Таковы работы Майкла Кенны — британского фотографа, достигнувшего очень личного, даже интимного уровня в пейзажной фотографии. Если бы Кенна родился не в Англии, а в Китае, не в XX веке, а в XVIII, и если бы создавал свои пейзажи не щелчком камеры, а кистью, он совершенно точно стал бы героем знаменитого трактата «Слово о живописи из сада с горчичное зерно» — например, «Книги деревьев»: «как писать пять деревьев», «как писать сосны», «как писать контуром», «как писал Майкл Кенна». В этой последней главке и было бы заключено все самое интересное и важное: деревья должны находиться в полном безмолвии; ветви не должны обременять листья; ствол положено писать широкой кистью, ветви — тонким пером и так далее. Но так случилось, что Кенна все-таки фотограф, и секрет его мастерства — в особом отношении к пейзажу и в различных иллюзорных хитростях. Например, наиболее светлые зоны у Кенны всегда на переднем плане, а темные — на втором, благодаря чему перспектива его снимков не прямая — «зритель — дальний план», а обратная — «дальний план — зритель». Так в Средневековье писались иконы: чтобы не земной человек вторгался в божественный мир, а наоборот — святой как бы спускался к смертным. В то же время присутствие «опор мироздания», всевозможных темных силуэтов, вовлекает тебя внутрь фотографии; смотришь — и ты уже как бы там. Получается замкнутый круг — ни войти, ни выйти.

Другая особенность — размер печати. Снимки 30х30 очень малы для галерейного формата. Кенна делает это намеренно: каждую фотографию должен рассматривать лишь один человек, только тогда можно почувствовать присущую этим пейзажам тишину и минималистическую красоту. Так что лучше посетить выставку в одиночестве — или бегло ознакомиться с галерейной версией, после чего приобрести книгу «Montecito Garden» и тогда уже спокойно, часами рассматривать картинки, водить по ним пальцем; ведь это то же «Слово о живописи из сада с горчичное зерно», только уже и взаправду от Майкла Кенны.