Выставка

Двойная мечта искусства

Популярен тезис, что печатная тиражная графика — истинно демократичное, поскольку доступное, искусство: доступность представляется здесь в виде именно тиража, то есть возможности массового распространения и соответствующей дешевизны. Но вот повод рассмотреть доступность с другой стороны прилавка — как доступ в те степи, куда при иных условиях не пускают: превосходная, восхитительная, умопомрачительная графика из собрания римской печатной мастерской 2RC.

Коротко: в 1959 году молодые художники — супруги Росси затеяли печатную студию (макаронический перевод — «Двойная мечта искусства» — создает впечатление какой-то не то травестии, не то неприятной практичности, типа на грош пятаков, хотя в итальянском оригинале названия было лишь что-то о супружеских совместных грезах). Вскоре вышел первый тираж — Лючио Фонтана; постепенно Росси завязывали знакомства в европейском, потом и в американском художественном мире, расширялся круг авторов. Придумай они тогда галерею, рассчитанную на дорогостоящие оригиналы, как бы и там дело пошло! С печатней определенно получалось. Вот Генри Мур: на оригиналы знаменитого скульптора-модерниста пришлось бы копить и копить; да и как вообще влезть в эту очередь, что на годы растягивается из желающих что-нибудь получить от старика. А так Мур сам увлекся идеей перенести это в графику. То же Бэкон. То же — Кунелис, Джордж Сигал, Вазарели, Колдер, Ман Рэй, Алешинский; по крайней мере у нас к такому собранию имен до сих пор точно доступа не было. Скоро 2RC стали искать сотрудничества и с многообещающей молодежью — наступала эпоха трансавангарда. Но и привередливые неоэкспрессионисты римским печатникам оказались по плечу: многослойные комбинации различных техник позволяли сохранить самые тонкие и, казалось бы, невоспроизводимые аспекты авторского приема, вот как фирменные дырочки Фонтаны, которые тиражировать мог, казалось, лишь сам Фонтана собственноручно. Оказалось возможным удовлетворить даже таких любителей навороченных фактур, как Энцо Кукки или Джулиан Шнабель: бумага, как выяснилось, и правда все стерпит. В результате — немного от аттракциона даже, ведь поверить в то, что это печать, бывает невозможно. Огромные, от полутора метров листы, не уступающие живописи даже размером, — их зритель рассматривает с недоверчивостью, буквально носом в стекло, то так выворачивая шею, то эдак: да неужели Шнабель? А, он. Да неужели здесь? А, здесь.