Выставка

Алексей Кравченко

В следующем году художнику Алексею Кравченко (1889–1940) 120 лет, к его юбилею Третьяковка готовит большую ретроспективу, а пока галерея «Наши художники» устроила блицпоказ забытых работ.

Жизнь Кравченко сложилась удивительно. Родился в крестьянской семье в селе где-то на берегу Волги, учился при этом в Москве и Мюнхене, а в 21 год оказался в Италии, в доме мецената князя Волконского, где его хвалил Репин. К двадцати четырем он побывал уже в Индии и на Цейлоне, где ездил на людях, видел летающих собак и священных слонов и откуда жаловался жене, что, мол, «хорошо здесь, удивительно, но для живописи очень трудно». В 1914-м попал на фронт, где начал делать офорты. Вернулся живым и здоровым и в начале двадцатых превратился в главного отечественного гравера. Советская власть не помешала ему получить Гран-при в Париже, съездить в Америку и оформить экспозицию в Нью-Йорке. Кравченко участвовал в общественной жизни, выполнял правительственные заказы и получал письма от Троцкого с пометкой «Секретно». Оставил, как водится, огромное наследие и умер своей смертью.

Возникает два закономерных вопроса. Первый: почему о нем знают только специалисты и узкий круг любителей? Второй: куда же делась живопись? Начнем по порядку. Работы Кравченко — в основном графика — находятся в собраниях всех крупных музеев страны. Но по совершеннейшему недоразумению последняя крупная выставка художника была еще в 1989-м, так что с тех пор успело образоваться целое поколение, которое почти ничего о Кравченко не знает. Что же касается живописи, тут все еще туманнее. Занявшись офортами и гравюрами, художник продолжал активно рисовать, но подпольно. Возможно, причина тому — наступивший на горло заказной правительственный реализм, не сильно влиявший на графику, зато мешавший свободному живописанию и романтизму, коим Кравченко увлекался. Он так тщательно прятал и оберегал свои картины, что до 1973 года о них почти не было известно. Прирожденный гравер, талантливейший офортист — и все тут. Но гравюры у Кравченко такие романтические и живописные, что истоки налицо. Картины нашлись у родственников и у коллекционеров — работ собрали предостаточно еще к прошлой ретроспективе.

Излюбленные сюжеты в станковой картине — пиры, сады, купальщицы, сны и экзотические страны. Лишая себя цвета в графике, Кравченко с лихвой реабилитировался в живописи. Усиливая розовый (как в «Пробуждении») или голубой («Голубые купальщицы»), наполняя пейзажи всеми возможными и даже невозможными оттенками («Пастухи со стадом»), Кравченко лишает свои вполне материальные сюжеты телесной основы, переводя их в мир сказок и фантазий. «Зарисовки путешественника» превращаются в «этюдник снов» с очень разными, но неизменно романтическими иллюстрациями: акварельно-зыбкими («Пруд»), загадочными («Открывающая лицо») или насыщенно-живописными («Стоящая натурщица»).

Выставка в галерее «Наши художники» — повод для монографии «Алексей Кравченко: график или живописец?» или для сравнительного исследования искусства на заказ и для души. А может, просто верный случай убедиться, что поездки на Цейлон даром не проходят.