Выставка

Вик Мюнис

Галерея Гари Татинцяна существует в Москве недавно (всего три года) и работает не слишком громко — в «Винзавод» не рвется, в биеннале не участвует, с русскими художественными звездами не связывается, — но при этом довольно успешно. Татинцян изначально создал галерею в Америке, наработал там связи, завел знакомства — и только потом открыл галерею в Москве. Выставляемые здесь западные художники делятся на два подвида: абсолютные звезды — Джоэль Питер Уиткин, Дэмиан Херст, Карим Рашид, братья Чепмен и пр. — и неизвестная в России, но наделавшая шуму на Западе (по крайней мере если верить пресс-релизам) молодежь — Андре Буцер, Мартин Малони и пр. Открывающаяся сейчас выставка Вика Мюниса — из второй подгруппы. Американец бразильского происхождения уже успел попасть на родине в солидные музейные и частные коллекции, но совершенно неизвестен у нас. А Татинцяну, кстати, того и надо, он, как никто другой, умеет раскручивать ценные кадры. Через пару дней после открытия выставки тут и там слышатся разговоры: «А у Татинцяна-то видели? Нет! Да что вы? Это же очень важный художник, я еще в 90-х видел его в Метрополитен-музее! А теперь — бац — и в Москве!» И все вокруг начинают в это верить.

Работы Мюниса, кажется, не живопись и, наверное, не фотография, нечто неопределенное, вызывающее удивление и провоцирующее споры. Газета The New York Times считает эти невнятные (с точки зрения техники) работы отличным антидепрессантом, намекая на их поверхностное остроумие. На самом же деле Мюнис вовсе не скачет от радости и не прыгает по верхам, его произведения тщательно продуманы, и веселыми они выглядят далеко не всегда. Вот «Русский проект» Мюниса, созданный специально для Галереи Татинцяна, — русское классическое наследие глазами западного художника, этакие работы по мотивам. Мотивы Мюнис выбирал сам: три произведения Малевича, четыре Родченко, один Машков, один Врубель и один Верещагин. «Супрематизм», плакат Резинтреста, «Демон» и «Апофеоз войны» — все они разрезаны на кусочки, собраны, как пазлы, сотканы из некоей ворсистой ткани. В таком наборе (и будучи подвергнуто таким трансформациям) русское искусство выглядит совсем уж депрессивным (в крайнем случае — политически ангажированным) — возможно, критикам The New York Times это и вправду кажется забавным. Кстати, о технике: как ни странно, разрезанный на кусочки Родченко и шершавый «Демон» обозначены как «диджитал принт».

Возможно, в следующем году работы Мюниса появятся на «Арт-Москве» на стенде Галереи Татинцяна, а потом окажутся в какой-нибудь коллекции. По крайней мере с художниками этой галереи часто так бывает: вот что значит американская хватка. Возможно, тактика Татинцяна — это вообще пример для подражания или по крайней мере аргумент в пользу американской системы организации выставочных пространств. Я о том, что в Штатах во главе галереи или музея стоит «менеджер», в то время как у нас — неизменно «артист». Как показывает практика, у менеджера (даже если в прошлом, как Татинцян, он был зубным врачом) дела идут куда лучше, чем у профессиональных искусствоведов и художников. Дружба с американскими галереями гораздо выгоднее выпивания с русскими художниками. А покупка картин у самого себя на аукционе Christie’s — отличный пиар-ход, после которого денег хватит и на Херста, и на Уиткина.